Книга Калейдоскоп - Юрий Евгеньевич Смирнов

хрень?

Он решился отпустить нить, и ключ тотчас оказался на груди машиниста, застыв там и не желая падать на землю.

Позже Волкогонов сам не смог объяснить себе, по какой причине сделал то, что в итоге сделал. На него вдруг снизошло некое озарение: он наклонился над телом машиниста и разорвал на нем одежду, чтобы ключ смог добраться до смертельной раны. На глазах изумленного человека медный предмет ужом скользнул в колотую дыру на груди и скрылся внутри, увлекая за собой и шелковый шнурок.

– Господи, что это такое?

У Николая уже не было сил удивляться увиденному, все казалось настолько нереальным, что поверить в это было просто невозможно.

Рана стала зарастать, ее края сошлись, а через несколько мгновений машинист открыл глаза и воззрился на изумленного проводника, который отшатнулся назад, хватаясь рукой за куцый ствол березки.

– Это как это? – только и смог произнести проводник, увидев перед собой воскресшего мертвеца.

– Где я? – Костров, в отличие от проводника, удивлялся совсем другому, совершенно не понимая, где он находится и кто перед ним.

– На «Вятке», – не к месту ляпнул Волкогонов, все еще держась за березовый ствол и пребывая в ступоре.

– В какой еще Вятке? – непонимающе хлопал глазами машинист.

– Василий Иванович, вы меня не узнаете?

– Простите, но я вижу вас первый раз в жизни, – после долгой паузы проговорил Костров, довольно бодро вставая на ноги, словно его тело вовсе не было окоченевшим полчаса назад.

Волкогонов понял, что рассказывать сейчас о таинственной аномальной зоне не имеет смысла, поэтому избрал более простое решение:

– Я член спасательно-поисковой группы. Нам поступило сообщение о пропаже в лесу человека, и мы отправились вас искать. Вот, к счастью, вы и нашлись. Теперь мне нужно препроводить вас на станцию.

– Совершенно ничего не помню, – помотал головой Костров, – нужно скорее выбираться отсюда, иначе моя супруга сойдет с ума.

Волкогонов не имел права вываливать на бедного старика всю горькую правду, решив, что сначала стоит выбраться отсюда, а уж потом решать все остальные проблемы. Он протянул Кострову руку, и тот неожиданно взялся за его ладонь, словно маленький ребенок, послушно и доверчиво.

– Не беспокойтесь, станция совсем недалеко, – напропалую врал проводник, понятия не имеющий, сможет ли он вообще когда-нибудь довести машиниста до Бекетова.

Глава двадцать первая

Станция

Еще издали Петр заметил, как в темное небо бьют столбы света. Такое часто наблюдается в морозные зимние ночи, когда обычные уличные фонари, словно мощные прожекторы, разрывают ночную мглу, устремляя пучки лучей в небеса. Но откуда на станции и в поселке вообще может возникнуть электрический свет?!

Тропинка почти терялась в сумраке, но была все еще неплохо видна. Именно по этой утоптанной дорожке он вышел со станции несколько дней назад, чтобы отправиться в одиночное путешествие. Теперь ему не терпелось скорее вернуться и рассказать о своих злоключениях коллегам-проводникам, которые наверняка уже хватились его и, разумеется, сказочно обрадуются появлению своего младшего товарища. Пока он брел по тропе, отодвигая руками колючие сосновые ветки, мысленно возвращался к беседе с отцом Порфирием. У него в голове никак не укладывалось, что совсем недавно храм пребывал в полном запустении, представляя собой руины некогда величественной постройки. Даже кладбище выглядело в этот раз несколько иначе, словно было не таким старым. И могильных холмов на нем гораздо меньше… Впрочем, разве стоит удивляться таким вещам на «Вятке»? Здесь все меняется так быстро, что не успеваешь привыкнуть к новому – как оно уже превращается в воспоминания, порой совсем неприятные.

Вот вдалеке уже показались избушки, притулившиеся на самой окраине Бекетова. Никем не занятые, они быстро пришли в упадок: заборы стали заваливаться, палисадники заросли сорняком, который по осени превратился в сухостой; яблони и другие плодовые деревья скривились, пригибаясь к земле, и уже не приносили никакого урожая, медленно умирая на холодном пронизывающем ветру. «Вятка» никому не давала второго шанса, даже тем, кто не по своей воле оказался на ее территории.

Две гладкие змеи железнодорожных путей сложно было рассмотреть даже привычным взглядом практически уже местного жителя, но Петр точно знал, что они притаились где-то здесь, и совсем скоро машинист Костров пригонит по ним свой поезд, в вагоне которого окажутся новые люди, решившиеся пройти по опасному маршруту, чтобы понять, что на самом деле привело их сюда.

Вон в том доме ночует Палыч, один из проводников, о котором Петр знает совсем мало. Старик слишком нелюдимый, и поговаривают, что в долгие ночные часы он склоняется над своим столом, освещенным светом лампы, и пишет стихи, которые никому никогда не показывает. А в доме напротив обосновался Нервный – дерганый парень, который здорово переживал, когда в первый раз ушел в ходку с клиентами и не смог вывести обратно никого из них. Странно, что в такой час в их окнах не было заметно света керосинок и свечей, ведь обычно проводники не спешат ложиться спать и коротают вечера в одиночестве или в компании товарищей, ведя глубокомысленные беседы о «Вятке», о жизни в целом, о судьбе и смерти.

Свою избу он увидел издалека и даже обрадовался, хотя прожил в ней совсем недолго. Она уже сумела стать для него вторым домом: дом ведь там, где человеку по-настоящему хорошо, а не там, где он только ночует или проживает положенное, позабыв, что он человек.

Волкогонов и Рябой обитали дальше по улице, и Петр решил, что не стоит беспокоить почтенных проводников на ночь глядя. И хотя они наверняка будут очень рады его возвращению, лучше нагрянуть к ним с утра.

Он отворил калитку, и ее скрип приятно защемил сердце: он дома! Взошел на крыльцо, ухватился за дверную ручку и тут вновь заметил в небе столбы света, исходившие от некоторых домов. Теперь он воочию мог убедиться, что чудесное явление – не вымысел, и толстые огненно-голубые лучи исходят от некоторых избушек, устремляясь к звездам. Он зачарованно глядел на это волшебство, догадываясь, что в его отсутствие произошло нечто экстраординарное, ведь раньше таких явлений на «Вятке» и в Бекетове не наблюдалось вовсе.

Немного потоптавшись на пороге, он вошел внутрь и сразу почувствовал сырость. Изба выстудилась, и внутри попахивало так, словно она была покинута много лет назад. В темноте Петя нащупал коробок спичек на лавке и зажег одну, освещая себе дорогу и вспоминая, где он накануне оставил лампу. Та нашлась на кухонном столе. Правда, он совсем не помнил, чтобы ставил ее туда. Возможно, после его ухода другие проводники приходили