Книга Бран Мак Морн: Последний король - Роберт Ирвин Говард

дереву длинными железными шипами.

Лишь небольшая группа людей наблюдала за этой ужасной сценой на ужасном месте казни за стенами города: губернатор и его стражники; несколько молодых римских офицеров; человек, который стоял, как бронзовое изваяние, безмолвствуя. Именно этого человека Сулла назвал “гостем”. Рядом со сверкающим великолепием римлянина скромная одежда этого человека казалась тусклой, почти мрачной.

Он был смуглым, но в нем не было ничего похожего на латинян. В нем не было ни капли теплой чувственности Средиземноморья, почти Востока, которая окрашивала их черты. В нем не было чувственной оливковой комплекции юга; не его полные красные губы с изгибом, ни роскошные развевающиеся локоны, напоминающие греческие. Его отличие от латинян проявлялось не только в его прямых черных волосах, тонких губах и холодных черных глазах. Это было в каждой его черте и движении. Светловолосые варвары за креслом Суллы очертаниями лица были менее непохожи на мужчину, чем римляне. Его смуглая комплекция не походила на сочную оливу юга; скорее, это была мрачная тьма севера. Весь облик этого человека как-то смутно наводил на мысль о темных туманах и холодных ледяных ветрах голых северных земель. Даже его черные глаза были холодными, дико холодными, как черные огни, горящие сквозь толщу льда.

Его рост был всего лишь средним, но в нем было нечто, выходящее за рамки простого физического сложения – некая свирепая врожденная жизненная сила, сравнимая только с сущностью волка или пантеры. Это было заметно в каждой линии его худощавого, компактного тела – в посадке головы на жилистой шее, в широких квадратных плечах, в крепко сложенных руках, в глубокой груди, поджарых бедрах, узких ступнях. Сложенный с дикой экономностью пантеры, он был воплощением динамичных возможностей, сдерживаемых железным самоконтролем.

У его ног склонился тот, кто был похож на него комплекцией – но на этом сходство заканчивалось. Этот другой был низкорослым великаном с узловатыми конечностями, толстым телом, низким покатым лбом и выражением тупой свирепости, теперь явно смешанной со страхом. Если человек на кресте в племенном отношении походил на человека, который был гостем Тита Суллы, то гораздо больше он походил на низкорослого скорчившегося гиганта.

“Что ж, Партха Мак Отна, ” сказал губернатор с нарочитым оскорблением, “ когда ты вернешься к своему племени, ты расскажешь им историю о правосудии Рима, который правит югом”.

“Я хочу услышать историю”, - ответил другой голосом, который не выдавал никаких эмоций, точно так же, как его смуглое лицо, приученное к неподвижности, не показывало никаких признаков водоворота в его душе.

“Справедливость всем под властью Рима, - сказал Сулла, - Pax Romana! Награда за добродетель, наказание за зло!” Он внутренне посмеялся над собственным черным лицемерием, затем продолжил: “Ты видишь, эмиссар Пиктланда, как быстро Рим наказывает нарушителя”.

“Я вижу”, - сказал пикт голосом, который сильно сдерживаемый гнев сделал глубоким с угрозой, “что с подданным иностранного короля обращаются так, как если бы он был римским рабом. Вы говорите, что этот человек был признан виновным – а почему нет? – когда обвинителем был римлянин, свидетелями римлянин, судьей римлянин! Он совершил убийство? В момент ярости он сразил римского купца, который обманул и ограбил его, и к ране добавилось оскорбление – да, и удар! Является ли его король всего лишь собакой, что Рим распинает своих подданных по своему желанию, осужденный римскими судами? Его король не способен вершить правосудие, был ли он проинформирован и предъявлены ли официальные обвинения преступнику?”

“Что ж, ” цинично сказал Сулла, “ ты можешь сам сообщить Брану Мак Морну. Рим, друг мой, не отчитывается в своих действиях перед варварскими королями. Когда среди нас появятся дикари, пусть они действуют осмотрительно, иначе пострадают от последствий ”.

Пикт захлопнул свои железные челюсти со щелчком, который сказал Сулле, что дальнейшие издевательства не вызовут ответа. Римлянин сделал жест палачам. Один из них схватил шип, приставил острие к толстому запястью жертвы и сильно ударил. Острие вошло глубоко, сквозь плоть, хрустнув костями. Губы мужчины скривились, хотя с него не сорвалось ни единого стона. Как пойманный волк борется со своей клеткой, связанная жертва корчилась и инстинктивно пыталась вырваться. Вены вздулись у него на висках, на низком лбу выступили капельки пота, мышцы рук и ног напряглись и скрутились узлами. Молотки опускались неумолимыми ударами, вонзая острые наконечники все глубже и глубже, сквозь запястья и лодыжки; кровь текла по рукам, державшим шипы, окрашивая дерево креста, и было отчетливо слышно, как ломаются кости. И все же страдалец не издал ни звука, хотя его почерневшие губы растянулись так, что стали видны десны, а косматая голова непроизвольно дернулась из стороны в сторону.

Человек по имени Партха Мак Отна стоял, как железный истукан, глаза горели на непроницаемом лице, все его тело было твердым, как железо, от напряжения его контроля. У его ног скорчился его слуга, пряча лицо от мрачного зрелища, обхватив руками колени своего господина. Эти руки сжимались, как сталь, и парень что-то непрерывно бормотал себе под нос, словно взывая.

Нанесен последний удар; веревки были перерезаны с руки и ноги, так что человек висел, поддерживаемый одними гвоздями. Он перестал сопротивляться, что только выворачивало шипы в его мучительных ранах. Его ясные черные глаза, не затуманенные, не отрывались от лица человека по имени Партха Мак Отна; в них таилась отчаянная тень надежды. Теперь солдаты подняли крест и опустили его конец в подготовленное отверстие, утрамбовав вокруг него землю, чтобы удерживать его вертикально. Пикт повис в воздухе, подвешенный за гвозди, вонзившиеся в его плоть, но по-прежнему ни звука не сорвалось с его губ. Его взгляд все еще был прикован к мрачному лицу эмиссара, но тень надежды угасала.

“Он проживет еще несколько дней!” - весело сказал Сулла. “Этих пиктов убить труднее, чем кошек! Я буду держать охрану из десяти солдат, наблюдающих день и ночь, чтобы никто не прикончил его до того, как он умрет. Эй, Валериус, в честь нашего уважаемого соседа, короля Брана Мак Морна, налей ему кубок вина!”

Со смехом молодой офицер вышел вперед, держа наполненный до краев кубок с вином, и, привстав на цыпочки, поднес его к пересохшим губам страдальца. В черных глазах вспыхнула красная волна неутолимой ненависти; отклонив голову в сторону, чтобы даже не прикоснуться к кубку, он плюнул прямо в глаза молодому римлянину. С проклятием Валериус швырнул чашу на землю и, прежде чем кто-либо смог