Книга Рыбкина на мою голову - Алекс Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дни пролетали, а Кася, как и я, была такой унылой в эти дни, что пришлось даже отвезти ее к ветеринару. На осмотр. Проверить, все ли с моей девочкой хорошо.
Оказалось, да, все с малышкой в порядке, просто, как предположил врач, она по кому-то сильно скучает. Особенность породы, которая преданна и быстро привязывается к людям. И что, неужели Кася по Жарову соскучилась? Как-то я не замечала между ними особой любви. Удивительно. Значит, будем страдать вдвоем!
Только недолго. Потому что нужно снова включаться в работу и подбирать слова, чтобы объясниться с отцом по поводу моего вранья и школы фотографии. Ох, чувствую, влетит мне по пятое число. Тут простым: ай-яй-яй, Влада – не обойдется. Тем более, после предложения, что поступило мне в выходные...
В субботу утром, стоило мне только переступить порог аудитории, в которой должна была проходить очередная пара, меня окликнула староста группы Ленка.
– Рыбкина!
– Ась? – обернулась я, скидывая на стол рюкзачок. – Привет.
– Привет, Владка. Тебя Соломахина к себе вызывает.
– Меня? – округлила я в удивлении глаза, мысленно сразу начиная вспоминать: где, когда и как успела накосячить. Потому что иных причин для вызова на ковер к заведующей нашей кафедрой я не могла придумать, хоть убейте!
– Точно меня? – переспросила, прищурившись.
– Точно-точно, – кивнула Ленка, – поймала меня в коридоре и сказала: Рыбкину ко мне. Разговор у нее к тебе есть какой-то. Серьезный. И судя по всему, срочный.
Час от часу не легче!
Но делать нечего, оставила рюкзак на попечение одногруппницы и потопала в триста пятый кабинет. Сдаваться.
По дороге уже успела себе накрутить столько, что мысль сбежать и бросить ВУЗ казалась чуть ли не единственной правильной, а когда я, постучав, переступила порог просторного кабинета и увидела рядом с Татьяной Дмитриевной еще и Жоржа Лесовского, мне поплохело окончательно. Мамочки, дайте срочно нашатырь!
– Д...доброе утро, Татьяна Дмитриевна.
– Влада, здравствуй, – поднялась из-за стола наша завкафедрой. – Проходи, – кивнула в сторону второго кресла для посетителей. В одном уже сидел улыбающийся Жорж.
– Здравствуй, Владислава, – улыбнулся мой наставник. Я смогла только что выдавить улыбку и кивнуть.
Буквально вчера я была в студии у Жоржа, и ничто не предвещало беды. А сейчас даже по лицам этих двоих невозможно понять: меня будут ругать или все-таки хвалить?
Ох-ох, как забилось быстро сердце, и задрожали руки! Я уселась и даже сцепила пальцы в замок, сложив руки на коленки, как примерная студентка.
– Ты не переживай и не волнуйся так, – будто прочитав мои мысли, улыбнулась Татьяна Дмитриевна. – У нас для тебя хорошие новости.
– Я бы даже сказал, очень, – поддакнул ей Жорж и, сбрасывая все веселье, добавил:
– Такой шанс выпадает один на миллион. И очень редко, когда молодым фотографам, и тем более, студентам.
– Хы… – выдала я что-то невнятное, вжав шею в плечи. – Я не понимаю, о чем вы?
– После показа, на котором ты работала фотографом...
– Да я… не специально! – перебила я. – Так получилось. И я прошу прощения, что, возможно, вас сильно подвела, но… – затараторила, но Жорж меня перебил взмахом руки и совершенно неуместной, на мой взгляд, улыбкой:
– Появление твоего…
– Дяди Паши.
– Да, Павла, было досадным, но не суть. Он сейчас никакого не имеет отношения к делу, так же, как и твой уход с подиума. А вот твои кадры, которые ты успела запечатлеть… – мягко подвел к сути разговора Жорж, – в общем, Влада, они очень понравились нашим иностранным партнерам.
– Во-о-у… выдохнула я, округляя глаза, – правда?!
– Правда, – кивнул маэстро Лисовский, – твои снимки опубликуют в одном известном журнале. И, возможно, но это не точно, на билбордах перед неделей моды, которая, думаю, ты знаешь, регулярно проводится в Париже. Но это еще не все. Этот же журнал приглашает тебя в качестве помощника фотографа на очередной показ во Франции, с последующей возможностью подписания с тобой долгосрочного контракта. Немыслимые вещи для молодого и пока еще никому не известного фотографа, но это факт, девочка моя, ты им понравилась! – просиял Жорж.
А я?
Я все. На глаза навернулись слезы радости, а в голове набатом била мысль: я смогла, я доказала, я… Мамочки-и-и, держите меня семеро!
Я аж взвизгнула, расплываясь в улыбке от таких новостей. Буквально подпрыгивала, сидя на месте и сжимая пальцы. От таких первых опупительно-шикарных, невероятно крутых и космически офигенских новостей за целую неделю! Я?! Мои снимки? МОИ!
– Влада, у тебя талант, – вступила в разговор завкафедрой, – ты настоящий, не ограненный алмаз. Но, к сожалению, у нас в стране искусство фотографии развито не так хорошо, как в Европе, и боюсь, наши вузы смогут мало тебе дать.
Так, погодите, что это значит? Меня сейчас что, хотят отчислить?!
– Но я…
– Дослушай нас, пожалуйста, – мягко перебил меня Лесовский, подавшись чуть вперед. – Влада, я подключил свои связи и пообщался с хорошими знакомыми. Не последними людьми в именитых учебных заведениях Парижа. И…
– И-и-и…? – собезьянничала я, затаив дыхание.
– Как тебе вариант уехать учиться по обмену? – спросила Татьяна Дмитриевна. – В Париж. В невероятную, атмосферную столицу Франции. Кладезь для начинающего фотографа!
– В один из самых лучших в сфере фотоискусства вузов, – подхватил Жорж.
– Они мастера своего дела, – заверила меня Татьяна.
– И ждут тебя, – добавил Жорж, – готовы принять прямо сейчас, посреди учебного года. Конечно же, предоставить место в группе, общежитие и стипендию.
– У тебя будет возможность на полставки сотрудничать с именитым изданием и учиться, совершенствоваться.
– Расти, Влада.
Так, все, голова пошла кругом. Ой, остановите землю, а то она как-то быстро завращалась, я даже слегка потерялась. Сколько новостей, сколько слов, сколько… всего много! Радость, удивление, счастье, страх – все скрутилось в один тугой клубок. Как же его теперь распутать?...
Влада
– Очешуеть… – выдохнула Ксю, когда в субботу вечером я поведала ей новости. Практически дословно пересказав разговор с Татьяной Дмитриевной и Жоржем.
Мы сидели на ее уютной кухоньке и гоняли чаи с клубничным тортом. Кася лежала рядом на соседнем стуле и лениво время от времени поводила мордой. Да поняв, что ничего для нее интересного не происходит, отворачивалась и продолжала дремать.
