Книга Царица горы - Аркадий Арно

он скажет, что?!»

«Мика рванула куда-то, – продолжал Митрофанов. – Я поспешил за ней. Завернул по тропинке за угол дома. У стены стояла девушка, она буквально вжалась в нее. Мика замерла у ее ног. Я подошел ближе. Девушка была совершенно потеряна. Мне кажется, она плохо понимала, что происходит, потому что не сразу ответила на мое предложение о помощи. Она была растрепана, лицо разбито. Она сказала, что поссорилась со своим парнем, убежала от него и поскользнулась, разбила губы. Но я не поверил ей. Предложил проводить, но она отказалась. Сказала, что живет рядом. Я часто вспоминал ее позже и думал, что же с ней случилось. Теперь все встало на свои места. Конечно же, ее избили. Не сомневаюсь, что ее хотели изнасиловать, и пистолет выручил ее – спас от того негодяя. Капитан Ярыгин, который ведет дело, рассказал мне, какой опасный подонок напал на нее. И если вам интересно, что я, отец двух дочерей-подростков, думаю о происходящем, скажу от чистого сердца, – Митрофанов положил руку на грудь. – Маргарита Сотникова избавила не только себя, но и других девушек от жестокой опасности. Она сделала то, что должна была полиция, но не смогла. И я от всей души благодарен ей. Побольше бы таких отчаянно смелых женщин».

«Спасибо, господин Митрофанов, – быстро и строго сказал судья, – мы вас выслушали. Господа присяжные, оценку свидетелем случившегося прошу во внимание не принимать».

«Спасибо вам, спасибо, господин Митрофанов», – со слезами на глазах шептала Рита.

Адвокат повеселел после выступления свидетеля, обвинитель заскрипел зубами. Последнее слово оказалось не за ним. Затем были заключительные слова обвинения и защиты, но каждый дул в свою дуду, и ничего нового уже не прозвучало.

Наконец Рита услышала:

«Обвиняемая, ваше заключительное слово».

Сотникова поднялась. Что она могла сказать? Теперь уже только правду. Голова кружилась, язык прилипал к небу, но говорить было надо.

«Меня били и пытались изнасиловать. Вы не видели лица этого мерзкого человека и не слышали того, что он говорил мне. Я могла спастись только так. Но я это сделала автоматически. Да, я выстрелила в него. Иначе мне бы пришел конец. Я была страшно перепугана и опять же автоматически выбросила пистолет в снег. Это тоже правда. Я виновата только в том, что сразу не обратилась в полицию, не рассказала обо всем. Я была очень напугана, очень. А потом постаралась забыть, что это было со мной. Прошу меня простить, уважаемые дамы и господа».

Она села.

«А вот это вы зря, Маргарита Павловна, очень зря, – нервно потянувшись к ней, прошептал адвокат. – Судьи не любят, когда обвиняемые решают за них, в чем они виноваты и в чем нет. Очень зря…»

«Сорвалось», – прошептала Рита.

«Господи нам помоги», – сказал адвокат.

На вопрос, виновна ли Маргарита Сотникова в убийстве уголовника-рецидивиста Кабанова, пытавшегося изнасиловать ее, присяжные дружно ответили: НЕТ. На вопрос, виновна ли она в том, что не обратилась сразу же в полицию, не рассказала обо всем чистосердечно, присяжные ответили большинством голосов: ВИНОВНА.

Дело оставалось за судьей. Тенденция в стране была такова, что человек, попавший в судилище, должен понести хоть небольшое, но наказание. Просто так под суд не попадают. А тут – целое убийство. Он грозно постучал молотком, призывая к порядку.

– Оглашаю приговор. Состояние аффекта, о котором так много говорила защита, могло бы сработать в полной мере, если бы преступление было совершено два-три дня назад, но не три месяца. И если бы мы не видели фото роскошной полуголой дивы у бассейна на острове Кипр, которой, судя по внешности и поведению, нет дела ни до чего. Суд назначает меру наказания в виде лишения свободы сроком до двух лет в колонии общего режима, за вычетом трех недель, проведенных в камере предварительного заключения. Приговор обжалованию не подлежит, – ударил молотком судья.

У Риты перехватило дыхание, потемнело в глазах. Адвокат покачал головой:

– Silentium est aurum, Маргарита Павловна. Молчание – золото. Вы сами виноваты – не стоило опережать судью с приговором самой себе. Но ничего, мы за вас еще поборемся…

4

Они подали апелляцию, но это не помогло. Мать рыдала. Отец запил. Вершинина и след простыл, и Рита знала почему: в глубине ящика ее стола лежал конверт на его имя. Как видно, его наконец-то нашли и передали шефу. А в конверте было короткое и жестокое письмо-признание: «Я тебя не люблю. Не ищи меня». Когда собираешься навсегда улететь в рай, то нелюбимым, осточертевшим людям, с которыми когда-то был близок, часто оставляют именно такие письма. Только вот рай оказался призрачным. А еще к ней пришел капитан Ярыгин и попросил прощения. Сказал, что если бы теперь у него был выбор, он выбросил бы проклятый «Вальтер» в самую дальнюю рыболовную лунку на Волге. Рита слушала его и рассеянно улыбалась. Она была словно под гипнозом – силы и воля оставили ее. Она просто плыла по течению: куда бурный поток вынесет ее, как щепку.

Еще ее хватило на письмо Адонису: «Я оказалась в тюрьме за убийство. Так получилось. Забудь обо мне. Живи дальше без меня». Услышать его голос она просто не могла – умерла бы от горя на месте.

Когда ее отправляли по этапу, Рита знала наверняка: с ней все кончено. Домой она никогда не вернется. Просто оттуда не возвращаются.

Скорый поезд остановился на перроне глубокой ночью. Был май, подступала теплынь. Ярко горели фонари. Прицепной вагон. Стоянка – полчаса. Это для остальных. Для них – пересадка.

Там, в других вагонах, ехали нормальные люди. В удобных купе, в плацкарте. Им приносили чай, они спали на чистых простынях. Говорили друг с другом по-доброму. Ехали к родным или по делам, чтобы потом вернуться домой. А тут, среди таких же зэчек, как она, смотрела на нее Зинаида по прозвищу Отвертка, скалилась. «Каких куколок заносит к нам попутный ветер», – едва увидав Риту, хрипловато пропела она. Зинаида шла по этапу уже в четвертый раз. Она зарезала сожителя отверткой, точно стилетом. Насквозь проткнула легкое. В какой-то момент она дотянулась до Риты, положила руку на ее коленку, сжала что было силы. Рита вскрикнула, брезгливо и ожесточенно смахнула коричневую, точно прокопченную ладонь немолодой уже зэчки.

– Ничего, сучка, приедем, разберемся, – сказала та.

И вот – пересадка.

– На выход! – проходя через вагон, крикнула надзирательница. – Торопись, девки! Зона не ждет!

Они, в серых робах, стояли друг за другом в вагоне и ждали команды. А потом бросались, точно с обрыва, вниз, где заливались