Книга Выходное пособие - Лин Ма

то все в конце концов наладится. Даже если он заставляет тебя молиться, или ломает твой айфон, или понуждает стрелять в зараженных. Ты думаешь, что все будет по-другому, более удобно, когда ты доберешься до Комплекса. Но это так не работает. Иначе бы ты не оказалась запертой в келье.

Что бы со мной ни случилось, я не хочу, чтобы Луна оказалась в этой среде. Я не хочу, чтобы она выросла здесь, в группе, которую возглавляет кто-то вроде него. Я не хочу, чтобы она была в пределах его досягаемости. Даже если этой угрозы прямо сейчас нет, когда она появится, будет слишком поздно.

Когда Боб в своем путешествии доходит до этой стороны торгового центра, он замолкает. Раздается только звяканье ключей от машин у него на поясе.

Я слышу его, где бы Боб ни находился. Этот звук манит меня. Мне нужен только один ключ. Тогда я открою машину. Нажму на газ. И исчезну. Если я доберусь до другого города, я растворюсь внутри него.

Ночь сменяется днем.

Утром начинается снегопад. В течение дня легкий снежок перерастает в яростную метель. Приходит Рейчел и будит меня.

— Боб хочет, чтобы ты спустилась вниз, — говорит она, трогая меня за руку.

Я смотрю на нее в замешательстве:

— Мне… мне можно выйти?

— Только сегодня утром. По особому случаю.

— Сегодня что, Рождество?

— Оно уже прошло, — говорит она мягко, с невыразимым сожалением.

Я тупо смотрю на нее. Меня удивляет даже не то, что они отпраздновали без меня, а то, как сильно это меня задевает.

— Я вернусь через пятнадцать минут, — наконец говорит Рейчел. — Одевайся и умывайся.

Я так и делаю. Я внушаю сама себе: только ничего не испорти. Может быть, Боб позволяет мне выйти в качестве проверки. Я роюсь в шкафу в вещах, добытых в прошлых набегах. Тут нет одежды для беременных, только большие размеры, в которые поместится мой живот. Я надеваю свитер Lacoste и новые черные брюки, которые приходится подворачивать, потому что они мне длинны. Поверх этого я накидываю парку Marmot.

Возвращается Рейчел и открывает решетку. Она проводит меня вниз по эскалатору, как сумасшедшую тетушку, которая спускается с чердака в День благодарения. Они тоже одеты в чуть более нарядную повседневно-деловую одежду. Когда я улыбаюсь им, они отворачиваются или слегка кивают. Все в сборе, кроме Эвана. Он приходит к завтраку все позже и позже.

Стол убран чуть более изысканно, чем обычно. Он покрыт скатертью в стиле бохо-шик, с цветочным орнаментом. На ней лежат вязаные кружевные салфетки, утащенные из Anthropologie — значит, украшением стола занималась Женевьева. В центре стола даже стоит кувшин с искусственными цветами. Но больше всего впечатляет еда. Стопки блинов, а рядом с ними соусник, наполненный кленовым сиропом. Ломтики жареной ветчины и венские сосиски, обжаренные на сковородке. Вместо свежих фруктов — миска консервированных, смешанных с разноцветными зефирками.

Женевьеву просят произнести молитву.

— Боже, мы благодарим Тебя за эту трапезу, — говорит она, — и в месячный юбилей нашего пребывания в Комплексе хотим поблагодарить Тебя за то, что щедро снабдил нас всем необходимым.

— Аминь, — повторяют все.

— С юбилеем! — говорит Рейчел.

Мы чокаемся кружками с растворимым кофе.

Боб во главе стола оглядывается.

— Здесь нет Эвана. Не мог бы кто-нибудь его привести?

— Я схожу, — вызывается Тодд, взбегает по эскалатору и скрывается внутри Journeys.

Мы взираем на еду и ждем.

— Прежде чем начать есть, — говорит Боб, — я хотел бы сказать несколько слов о нашей сегодняшней почетной гостье.

Все поворачиваются ко мне.

— Кандейс, — говорит Боб, обращаясь ко мне. — Ты находилась под надзором в заключении, возможно, дольше, чем ожидала. Но я верю, что у тебя было достаточно времени для размышлений, чтобы понять, как ты ошибалась, и, как мы надеемся, чтобы исправить свою двуличную натуру.

Он оглядывает стол.

— По мере того, как мы будем принимать тебя обратно в нашу группу, тебе будут возвращаться отобранные привилегии. До самого рождения ребенка они будут по одной возвращены тебе. Сегодня мы разрешили тебе присоединиться к нам.

Все хлопают, будто по подсказке.

— Поскольку ты почетная гостья, почему бы тебе не начать есть? — говорит Боб.

— Но я могу подождать Эвана. — Я смотрю на второй этаж, ожидая увидеть его.

— Нет, мы настаиваем. У тебя… у тебя ребенок, — говорит он, запинаясь на слове ребенок, будто оно иностранное.

Я оглядываю стол, тех немногих, кто остался, чтобы оценить степень моего послушания.

— Ну конечно, — говорю я и кладу на тарелку два куска ветчины. Но тут же понимаю, что это была ошибка. Потому что мясо предназначено для особых случаев и его хотят все, а я ем его прямо у них под носом. Ну и пусть.

— Боб! — Мы видим лицо Тодда, который перегибается через ограждение на втором этаже. Он мрачен. — Боб!

Боб смотрит на него.

— Что такое? — говорит он, недовольный тем, что его прервали.

— Я не могу его разбудить! — орет Тодд. — Он не… он не дышит.

Боб смотрит на Адама. Не говоря ни слова, они встают и поднимаются по эскалатору. Мы слышим, как они вместе заходят в келью Эвана. Проходят минуты.

Женевьева, Рейчел и я застыли за столом. Мы в беспокойстве смотрим друг на друга и гоняем еду по тарелкам. Потом я кладу вилку на стол. Я не могу есть, потому что догадываюсь, что они там обнаружат.

Женевьева начинает плакать.

20

В конце концов офис опустел. Он стал темным, маленьким, но при этом более просторным. Они закрыли нижний этаж. Мы, оставшиеся сотрудники, перемещались в заданных нам рамках, натыкаясь на запертые комнаты, куда нам не было разрешено заходить. Например, стеклянные кабинеты высшего руководства. Когда мы проходили мимо них к своим рабочим местам, мы глазели на их вещи, запечатанные и похороненные за стеклом, как императорские принадлежности для загробного мира, фотографии их жен и детей, которые нам улыбались. Мотиваторы в рамочках, висевшие на стенах, делились секретам преуспевания. «Твое величие не в том, что ты имеешь, а в том, что ты даешь». Или: «Если уж мыслишь, то мысли масштабно».

В конце концов тех, кто должен был держать курс, осталось меньше десятка. Мы были разношерстной командой молодых сотрудников, включая Блайз и Делилу, многие из которых остались из честолюбия, в надежде на карьерный рост, когда катастрофа закончится. Мы все негласно предполагали, что когда-нибудь «Спектра» возобновит работу в прежнем режиме. Каждую субботу антигрибковая компания опрыскивала и пылесосила наши кабинеты, избавляясь от микроскопических спор грибов.

Начальство не оставило нам четких