Книга Одинокий волк - Патриция Гэфни

– С тобой все в порядке?

– Нет. Прости меня ради бога, Майкл, мне очень жаль. Майкл взял Филипа под руку.

– Прошу тебя, давай скорее вернемся домой. На вокзале они купили кофе и пронесли его в бумажных стаканчиках прямо в поезд.

В поезде Филипу стало совсем плохо. Он успел отпить один глоток кофе и, побледнев, вскочил с места. Несколько минут спустя он вернулся – бледный, вспотевший, но по крайней мере его больше не била дрожь. Было так поздно – или рано? – что в вагоне, кроме них, было всего два пассажира, да и те устроились в противоположном конце. И все же Майкл понизил голос и наклонился к Филипу:

– Ну и как все прошло? С Лили? Она так и смеялась надо мной до самого конца? И он улыбнулся, сделав вид, что ему все равно. Филип с трудом поднял голову. Глаза у него слезились, белки покраснели. Вместо ответа он спросил:

– Почему ты ушел? Ведь ты же не испугался?

Филип верно угадал: настоящая причина была в другом.

– Мне показалось, что это неправильно, – медленно проговорил Майкл. – Это трудно объяснить. Быть с ней… для тебя это ничего не значит, а для меня все не так.

– Почему? Чем мы с тобой отличаемся друг от друга в этом отношении?!

– Потому что… – Майкл неловко замялся, не зная, как это выразить. – Это личное. Мне кажется, я не должен тебе рассказывать. Я думаю, тебе это не понравится.

Филип даже не поднял головы.

– Ты влюблен в мою сестру? Майкл вцепился обеими руками в подлокотники сиденья и в панике откинулся назад.

– Все дело в этом, верно? Для меня это давно уже не тайна. Майкла бросало то в жар, то в холод.

– Откуда ты знаешь?

– Смешной вопрос! Ты не умеешь лгать, ты не умеешь скрывать свои чувства.

– Что ты об этом думаешь? – спросил наконец Майкл, собравшись с духом. – Ты на меня сердишься? Из-за Сидни? Тебе неприятно было услышать это?

Филип наконец поднял голову.

– Нет. Хочешь знать правду?

–Да.

– Боюсь, дружище, из этого ничего не выйдет. Иначе я не стал бы тащить тебя в такое место.

Майкл отвернулся, чтобы не видеть сочувственного взгляда Филипа. Ему было страшно спросить – почему. А главное, он уже знал ответ.

– Ты поэтому там не остался? Решил хранить верность Сидни?

Майкл пожал плечами, понимая, что этот вопрос не требует от него искреннего ответа.

– А ты сам разве не влюблен в Камиллу? – решился спросить Майкл в свою очередь.

Филип выпрямился, его пепельно-серые щеки слегка порозовели.

– Что? – спросил он тихо, угрожающе прищурив глаза, словно хотел вступить в драку. Майкл улыбнулся и еще раз пожал плечами.

– Ты тоже не очень-то умеешь скрывать свои чувства, если на то пошло.

Филип мигом утратил свой задиристый вид и привалился плечом к окну, прижимаясь к стеклу лбом. Майкл подумал, что разговор окончен, но тут Филип вдруг сказал:

– Хотел бы я быть таким, как ты. Когда-то я был таким. Раньше. Майкл попытался обратить все в шутку:

– Когда тебе было семь лет? Филип покачал головой.

– Нет. Было время, когда я умел смотреть на мир твоими глазами. Все мне казалось свежим и новым. Я был не таким, как теперь. Сидни говорит… Она говорит, что я не такой… Черт побери, я сам не знаю, какой я!

Он поспешно отвернулся к окну.

– А я хотел бы быть таким, как ты.

– Ты смеешься надо мной? – спросил Филип с горьким вздохом.

Майкл молчал. Он не завидовал внешности Филипа или его манерам, и даже его уму и ловкости, умению обращаться с людьми и добиваться своего. Все это были внешние, поверхностные вещи, которыми он восхищался и которым пытался подражать, но не завидовал.

– Так почему же? – настаивал Филип.

– Потому что Сидни и Сэм, и твой отец тебя любят. Три человека любят тебя.

Филип задумчиво посмотрел на Майкла, и Майкл отвернулся, опасаясь, что может увидеть жалость в пристальном взгляде друга.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Это для девчонок! Не понимаю, почему я должен это разучивать? Сидни покрепче обхватила упирающегося Сэма.

– Ты должен уметь танцевать, потому что ты джентльмен! Все джентльмены умеют танцевать.

– Не буду я ни с кем танцевать. Фу! Терпеть не могу девчонок.

– Даже меня? Кто же меня спасет от всех моих неуклюжих кавалеров со слоновьими ногами? Ты единственный, с кем я хочу танцевать.

И она улыбнулась поверх его головы Майклу, который стоял на террасе и наблюдал за ними.

– Да ну! – отмахнулся Сэм.

На самом деле он ей не поверил, но ему польстили слова сестры.

– К тому же, – добавила Сидни, выкладывая на стол козырной туз, – разве это не лучше, чем уроки миссис Уэринг?

Миссис Уэринг давала уроки бальных танцев детям чикагских богачей. Сэм посетил ее класс всего один раз и поклялся, что никогда больше туда не вернется.

– Да, наверно, – неохотно согласился он.

– Тогда будь внимательным. Чем скорее ты это выучишь, тем раньше я отпущу тебя. У меня нет выбора.

По правде говоря, Сидни тратила драгоценное время, обучая Сэма танцевать, хотя у нее было полно других, более важных дел, еще с одной целью: держать его подальше от прислуги.

«Повернуться не могу, вечно он путается под ногами», – жаловалась повариха. Горничные, хотя и более вежливо, повторяли то же самое. В доме царил кавардак. Кухню заняли наемные поставщики; поломойки атаковали дом с такой яростью, словно его никогда раньше не убирали; дополнительно нанятые садовники трудились в поте лица, приводя в порядок лужайку, на которой должен был расположиться оркестр. Вся эта суета нарушила привычный распорядок жизни Сэма, от перевозбуждения он совсем перестал слушаться старших. Нет, просто он стал не таким милым и послушным, как обычно, поправила себя Сидни.

– Какая трогательная семейная сцена! Сэм попытался вырваться из ее рук, смущенный тем, что Филип застал его за таким «девчоночьим» занятием, но Сидни его удержала.

– Теперь очередь Майкла, – сказал Сэм в оправдание. – Он тоже не умеет танцевать.

– Нет? В таком случае придется мне его научить, – Филип, смеясь вытянул Майкла на середину террасы. – Я буду дамой, – объявил он.

Сэм начал шумно выражать свой восторг, когда они начали вальсировать. Сидни порадовалась вместе с ним: пример старшего брата оказал благотворное воздействие на Сэма. Но еще больше она была рада видеть Филипа в таком приподнятом и жизнерадостном настроении. Все лето он только и отпускал саркастические замечания направо и налево, разыгрывая из себя циничного, угрюмого нелюдима. Вот, например, только что прошелся насчет «трогательной семейной сцены». Впрочем, Сидни была готова закрыть на это глаза. Она не могла бы точно сказать, когда именно и почему его мрачная хандра начала рассеиваться, но была несказанно рада наступившей перемене.