Книга Завещание - Джоанна Маргарет

на мои щеки. – У тебя красивая фигура. – Она наклонилась и быстро и нежно поцеловала меня в губы.

Я подошла к кровати, где сложила свою одежду, и накинула на плечи шерстяной шарф.

– Ты выглядишь потрясающе! – сказала Северина.

Я выпила еще немного горячего шоколада.

Северина сняла тапочки и одела их мне на ноги. Затем она подошла к двери и жестом пригласила Никколо войти. Я откинула шарф на плечи. Он прислонился к двери и посмотрел на меня. Затем он кивнул на портрет прабабушки Северины на стене:

– Теперь, когда ты надела это платье, вы так похожи, что могли бы быть сестрами.

– Внизу до сих пор сохранилась ее трость, – сообщила Северина. – Та, которую она держит на портрете. А розовое платье до сих пор в моем шкафу. Как ты знаешь, мы, Фальконе, занимались текстильным бизнесом и торговлей шелком. У меня есть несколько исторических платьев, которые ты должна увидеть!

Никколо шагнул вперед и оказался между мной и Севериной. Он положил кончики двух теплых пальцев на обнаженную кожу моего плеча и провел ими по ключицам, пока не добрался до горла. Когда он положил средний палец в углубление, где сходятся ключицы, он понизил голос:

– Изабель, хочешь посмотреть нашу коллекцию тростей?

Меня била крупная дрожь.

Северина обошла его и встала рядом со мной. Теперь на ней тоже был корсет. Никколо что-то пробормотал, и я посмотрела в зеркало на нас троих. Мы вполне могли сойти за людей из другого времени. Было так тепло. Я чувствовала себя расслабленной и одурманенной, сбитой с толку. Я потянулась к Никколо, чтобы сохранить равновесие. Он наклонился ко мне:

– Боже мой…

Зазвенел громкий сигнал будильника в телефоне. Северина встрепенулась, обежала вокруг кровати и выключила его.

– Черт, – нахмурился Никколо, доставая телефон.

– К сожалению, мне пора. – Северина надела рубашку.

– Мне… мне действительно нужно работать. – Во рту царил странный привкус. Я плотнее закуталась в шарф. – В горячем шоколаде что-то было?

– Нико, ты подмешал граппу в наш горячий шоколад? Какой дурак!

Он пожал плечами.

– Только немного. Кофе корретто.

– Больше похоже на кофе «Коротто». Извини, Изабель. Это скоро пройдет. – Теперь Северина была полностью одета. – Где мой телефон? – Она направилась к шкафу, где лежали все ткани.

– Andiamo, пойдем. – Никколо в нетерпении постукивал ногой. Я собрала свою одежду и обувь, обернула шарф вокруг груди и последовала за ним вниз по лестнице. Когда я проходила мимо него через дверь в библиотеку, он коснулся моего плеча. В его голосе снова проскользнули мягкие нотки: – Ты выглядишь сексуально в этой одежде.

Никколо последовал за мной в библиотеку, опустился на колени и достал секретный ключ под столом. Он открыл шкаф и передал мне последнюю из коробок, с которой я работала.

Затем он подошел к набору тростей на латунной подставке, на которое я раньше не обращала внимание.

– Это те самые трости, о которых вы говорили?

Никколо протянул мне деревянную трость с ручкой из слоновой кости.

– Эта коллекция хранится в моей семье уже сто пятьдесят лет. В девятнадцатом веке трости были украшением, демонстрирующим статус и богатство. Власть. – Я провела пальцами по слоновой кости, испещренной прожилками, и темному полированному дереву. Он достал еще одну трость и положил на стол. – Эта – моя любимая.

Я внимательно рассматривала гравировку на рукоятке в форме черепа.

– Поверни ручку. – Я последовала его совету, и она открылась. – Внутри был спрятан нож, разве это не удивительно? – Он перевернул трость верхней частью вниз, и кинжал выскользнул на стол.

– Хитроумно. – Я взяла в руки маленький нож.

Никколо присел на край стола и продолжил говорить:

– Трости использовали, чтобы спрятать различные вещи, в том числе и яд. – Он достал из кармана телефон и несколько раз провел пальцем по экрану. – Ты можешь поработать здесь некоторое время – никто не побеспокоит ни нас, ни тебя. Родители вернутся только на следующей неделе.

– Большое спасибо, Никколо, – с благодарностью посмотрела на него я. – Уверена, что закончу, если удастся поработать два полных дня.

Я развязала бечевку на коробке. Никколо тем временем поднялся и склонил голову. Я подумала, что он собирается поцеловать меня, но вместо этого он приподнял мои волосы и прикусил мочку моего уха, постепенно сжимая зубы, пока я не вскрикнула от боли. Он повернулся и, не попрощавшись, быстро вышел, заперев дверь снаружи.

Я не могла разобраться в своих чувствах. Я немного боялась Никколо, но в то же время мне не хотелось, чтобы он уходил. Я тронула горящее ухо и с силой ударила по столу. Некоторое время мне потребовалось, чтобы успокоиться. Я закуталась в шарф плотнее – было слишком холодно, чтобы переодеться.

Сильно кружилась голова. В туалетной комнате я наполнила бутылку водой из-под крана и осушила ее до дна. Вернувшись к столу, я отодвинула трость и нож в сторону и открыла коробку. Первые двадцать или около того страниц были длинными брачными контрактами, в которых содержалась информация о приданом. Затем я просмотрела еще три завещания, но об изумруде в них не было ни слова. Оставалась еще небольшая надежда на оставшиеся бумаги.

Я выпила еще немного воды, а затем взяла четвертое завещание, датированное 1581 годом. Изучив первые несколько строк на верхней странице, я попытался понять, чье это завещание. У нотариуса был ужасный почерк. Оказалось, это завещание Томмазо, составленное «на пятый день апреля 1581 года». За несколько месяцев до его смерти. Я быстро прочла его. Томмазо оставил все имущество кузену Филиппо из Генуе, старшему сыну Пьерфранческо, за исключением ежегодного пособия монастырю в Лиссабоне. Почему он ничего не оставил Федерико или своим ближайшим родственникам? Я внимательно пригляделась к дате. 5 апреля. Федерико должен был только что умереть.

В завещании не было упоминания ни о жене, ни о детях. А как же его братья, сестры, племянницы, племянники? В завещании Томмазо не было никаких упоминаний о святых – упущение, обычно свойственное протестантским завещаниям. Значит, он никогда не был женат на Мадлен. Затем я вспомнила, что она умерла в 1580 году. Завещание было относительно коротким, и изумруд не числился среди имущества Томмазо.

Под завещанием лежал лист бумаги, который не выглядел старинным. Я перевернула его. Записка, написанная черными аккуратными буквами. На английском языке.

Н,

Прошлой ночью было весело.

Твоя,

Р.

Р.?!

Я пролистала остальные документы. Все, что датировалось после 1581 года, меня не интересовало. В самом низу коробки я нашла еще одну записку, вложенную в контракт семнадцатого века.

«Мой дорогой Ники,

Я хочу, чтобы ты знал,