Книга Борьба на юге - Александр Дорнбург

получая приказов, но всегда преисполненные гордости и решимости, пока в конце концов их не уничтожила атака за атакой. Положение осложнялось тем, что главный источник пополнения боевых частей -- приток добровольцев извне совсем прекратился, просачивались редко только отдельные смельчаки.

Применить принудительную мобилизацию, хотя бы в небольшом районе, пока подвластном Донскому Правительству, как я уже указывал, не решались. Оборону основывали на добровольцах, которых и штаб и Правительство настойчиво зазывали в партизанские отряды, выпуская чуть ли не ежедневно воззвания к населению. И грустно, и бесконечно жалобно звучал повисший в воздухе призыв "помогите партизанам".

Большинство обывателей уже свыклось с этим и относилось ко всему безучастно. А в Новочеркасске в эти дни, на огонек имени Каледина и Добровольческой армии, собралось значительное число людей разной ценности. Среди них были и люди достойные, убежденные, но были случайные, навязанные обстоятельствами, как ненужный балласт, в лице всякого рода, отживших свой век антикварных авторитетов.

В общем, были ценные работники и были люди личной карьеры. Вторые составляли своеобразную шумливую, резко реагирующую на всякие события клику, стремившуюся примкнуть к власти и во что бы то ни стало доказать всем и каждому, что до тех пор спасение России невозможно, пока тут не будет образовано центральное Российское правительство из титанов мысли и отцов русской демократии и портфели поделены, конечно, между ними.

Временами встречались фигуры известных политических деятелей (М. Родзянко, П. Струве, Б. Савинков, П. Милюков) прибывших на Дон спасаться от большевиков и неоднократно проявлявших желание вмешаться в дела донского управления. Эта элита заплыла жиром и ослабела головой настолько, что уже сейчас неспособна возглавить спасение Отечества, уподобляясь прорабу из старой комедии, вещавшему «о космических кораблях, бороздящих просторы Большого театра». К тому же у них царит полная каша в головах: одни ратуют за монархию, другие за республику, третьи и вовсе имеют склонность к делу революции.

В Ростове дело обстояло еще хуже. Ко времени моего приезда на Дон, Добровольческая армия и генералы Алексеев и Корнилов уже покинули Новочеркасск и перешли в Ростов, сделав его центром формирования своей армии.

При этом генерал Алексеев брал на себя ведение финансовых дел и вопросы внешней и внутренней российской политики; генерал Корнилов -- организацию и командование Добровольческой армией; генерал Каледин -- формирование Донской армии и ведение всех дел войска Донского, а верховная власть в крае и решение принципиальных вопросов принадлежала "Триумвирату" этих лиц. В итоге, ни остальная Россия, ни союзники ничего не дали. Добровольцы жили, паразитируя на казачьем гостеприимстве, расходуя местные Донские наличные запасы, которые, кстати сказать, были весьма ограничены. Если память мне не изменяет, то с разрешения генерала Каледина из Ростовского отделения Государственного банка Добровольческой армии только за один раз было отпущено около 15 миллионов рублей!!! Огромнейшая сумма! А это, считай, уже мои деньги!

На Левом берегу покрытого льдом Дона можно увидеть позиции большевиков. На западе позиции красных банд уже практически выходят на окраины Ростова, они у станицы Гниловской. Недавно оттуда сообщили, что этим тварям, для которых нет ничего святого, удалось захватить сестру милосердия и несколько раненых офицеров. Все пленные были зверски замучены до смерти.

А в Ростове как будто ничего не желают об этом знать! Нервно бурлила городская жизнь. Сказывалась непосредственная близость фронта. Падение города становилось неизбежным, и эта грядущая опасность мощно овладела сознанием всех и насыщала собой и без того сгущенную, нездоровую, предгрозовую атмосферу. Все яснее и яснее становился грозный призрак неумолимо надвигавшейся катастрофы и все сильнее и сильнее бился темп городской жизни, словно вертясь в диком круговороте.

Какое-то отчаяние и страх, озлобление и разочарование и, вместе с тем, преступная беспечность, захватывали людские массы. Отовсюду ползли зловещие, тревожные слухи, дразнившие больное воображение и еще более усиливавшие нервозность настроения. На улице, одни о чем-то таинственно шептались, другие, наоборот, открыто спорили, яростно браня Правительство, военное командование, как виновников нависшего несчастья. Гордо поднимала головы и злобно глядела чернь и городские хулиганы. А на позициях, неся огромные потери в ежедневных боях, число защитников свободы непрерывно уменьшалось. Пополнений и помощи для них не было.

Между тем, в городе уже с пяти часов вечера трудно было пройти по тротуарам Большой Садовой улицы и Соборного переулка из-за огромного количества бесцельно фланирующей публики. На каждом шагу, среди этой пестрой толпы, мелькали, то шинели мирного времени разных частей и учреждений, то защитные, уже довольно потрепанные полушубки, вперемешку с дамскими манто, штатскими пальто, белыми косынками, составляя, в общем, шумную, здоровую и сытую разноцветную массу. Это были праздные, элегантно одетые люди, их веселость и беспечность никак не вязалась с тем, что было так близко.

Словно было два разных мира: один здесь -- веселый беспечный, но в то же время трусливо осторожный, с жадным желанием жить во что бы то ни стало, а другой, хотя и близко, но еще невидимый, где порыв и подвиг, где лилась кровь, где в зловещем мраке ночи, беспомощно стонали раненые, где доблестно гибли еще нераспустившиеся молодые жизни и совершались чудеса храбрости и где бесследно исчезали, попадая в рубрику "безвестно пропавших".

Чувствовалось, что люди как-то очерствели и нервы совершенно притупились. Уже не вызывал в душе мучительных переживаний унылый погребальный звон колоколов Ростовского собора, напоминая ежедневно о погибших молодых героях. Каждый день, жуткая процессия тянулась от собора по улицам города к месту вечного упокоения: несколько гробов, наскоро сколоченных, порой окруженные родными или близкими, но чаще всего безыменные, чуждые всем, под звуки траурного марша, но без сопровождения. На кладбищах свежевскопанная земля лежала шеренгами, словно батальоны мертвецов.

Это были те юнцы-герои, кто бросив семью, родное, близкое, одиноким храбрецом пришел на