Книга Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий

тот же самый, в который спрятал перстень и обручальное кольцо. Забирухин обратил внимание на то, что пальцы у него длинные и тонкие. Музыкальные пальцы.

Про золотой портсигар бандит и не вспомнил. Забирухин понял, что его просто попытались взять «на понт». Как же, седой представительный бобер! У такого вполне может оказаться и золотой портсигар. А он и действительно лежал у Семена Семеновича в левом кармане куртки, поближе к сердцу.

Все остальные участники съемки тоже безропотно отдали бандитам свои поддельные драгоценности — у кого они имелись. Только Ксения Неквас царапалась и вопила, как зарезанная, когда с нее снимали кольцо с бриллиантом и связку жемчуга. У нее-то они, как и у Семена Семеновича, были подлинные.

— А эту профурсетку мы сейчас на хор поставим! — шипел молодой отморозок Засолов, по кличке де Жорж, срывая с Ксении бюстгальтер и стренги. Щеки у де Жоржа прочертили кровавые полосы от Ксениных ногтей, как будто он только что вышел из гримерки.

«Что же они творят! — режиссер почувствовал, как дыхание у него перехватило от гнева. — Распоряжаются, как хозяева. А хозяин на съемочной площадке — режиссер! Я хозяин!»

— Оставь девочку, урод! — крикнул он. Ему показалось, что голос его перекрыл весь этот гвалт на палубе. Но на самом деле его хриплый вскрик услышал только Стах.

Семен Семенович, с трудом поднявшись с палубы, сделал шаг к борющейся с насильником женщине. Но тут же получил мощный удар в челюсть и отключился. Один из осветителей, тоже попытавшийся прийти на помощь Ксении, споткнулся о подставленную ногу Макаркина и, пролетев метра три, ударился головой о бимс.

Стах, убедившись, что парень застыл без движения, отвел от него взгляд и увидел, как по трапу из капитанской рубки спускается Жемердей. Он должен был блокировать капитана и радиста. Не дать им связаться с берегом. Лицо у Жемердея было озабоченным. Стах понял, что не все там прошло гладко.

Окинув быстрым взглядом голую девицу, уже прекратившую сопротивление, Макаркин показал Жемердею на брошенные операторами два бетакама:

— Эти хреновы аппараты за борт! — И посоветовал озверевшему от боли и похоти Засолову: — Отлепись от сучки, братан! Вручи девахе визитку. Она тебе завтра обязательно позвонит. — И негромко скомандовал остальным подельникам:

— По коням!

И СНОВА НА АБОРДАЖ

Владик Гарденский никак не мог унять бешенства, которое корежило его, не давало сосредоточиться на роли. Он мечтал о том, чтобы не сфальшивить, не сорваться на истерику, а тут какой-то болван, выскочив из тумана на глиссере, едва не протаранил актерский катер и с ног до головы окатил всех холодной волной. Владику не повезло: он стоял у того борта, мимо которого пронесся глиссер без опознавательных огней. Поднял гигантскую волну и тут же исчез в тумане. Словно нырнул в преисподнюю — даже звук мотора поглотила белесая пелена с легким привкусом дыма. Как будто у невнимательного кашевара «сбежало» на плите молоко. Гарденский, готовый повести «пиратов» на абордаж, с трудом удержался, чтобы не начать палить вслед глиссеру. А толку-то что: патроны в «калаше» были холостые.

Режиссер Забирухин порадовался бы, доведись ему увидеть такую мизансцену. Еще бы! Его творческий метод жил самостоятельной жизнью.

— Всем на пол! — зверским голосом завопил «предводитель корсаров», появившись на палубе «банкетохода», как он считал, «Луначарский». И для убедительности дважды пальнул холостыми патронами в воздух. Правда, по сценарию следовало выстрелить только один раз. Второй раз Владик стрельнул от полноты переполнявших его чувств. Оркестр, игравший блатной шансон «С Одесского кичмана…», смолк. И только барабанщик по инерции продолжал отбивать ритм.

А вот «танцоры» подкачали: они застыли как вкопанные, но на палубу не легли. Попробуйте-ка распластаться на ней без ущерба здоровью, прямо из третьей позиции?

Под ритмы барабана насмерть перепуганные, на подгибающихся ногах, соратники Петра Некваса по банковскому бизнесу смотрели с ужасом на вооруженных «калашами» и пистолетами бандитов в масках.

— Ложись! — рявкнул Владик. Но рявкнул скорее по инерции. Он прочитал надпись на капитанском мостике: «Иван Сусанин». И понял, что вляпался в какую-то большую бяку.

Еще поднимаясь по трапу, он подумал: а почему оркестр лабает «Одесский кичман», а не наяривает «Мурку», как написано в сценарии? И палуба не залита светом прожекторов и юпитеров? Но он заглушил эти сомнения. Гарденский надеялся, что сцена получится у него с одного дубля, а потом будет свободное время на то, чтобы переодеться в сухую одежду и восстановить свое реноме у Ксении Неквас.

Соратники-корсары тоже поняли, что попали не на съемки блокбастера, а на чужую вечеринку. На настоящий корабельный бал. Они стояли растерянные, не зная, куда спрятать свои автоматы.

А перепуганные топ-менеджеры банка «Унтерком», их жены и любовницы, хоть и с опозданием, послушно разлеглись на палубе, подчинившись окрику Гарденского.

В этот миг триумфа Владик, получив сильнейший удар в лоб, навсегда покинул этот непонятный жестокий мир. Прав был стреляный воробей, бандюган Лапушкин, когда предупреждал Макаркина: «У толстопузых охраны немерено».

Соратники Владика Гарденского дружно подняли руки. Те, кому не досталось пули.

ДАЛЕЕ — ВЕЗДЕ…

Стах помигал фонариком. Из тумана, почти бесшумно, выплыла яхта и застыла у трапа. Налетчики, стараясь не смотреть вниз, на плескавшуюся под ногами темную воду, резво попрыгали на палубу. От света юпитеров, все еще включенных на «банкетоходе», покрытая моросью палуба яхты отливала янтарем.

Макаркин прыгал последним и едва не угодил в воду: яхту сносило течением, и рулевому было трудно держать дистанцию.

«Ну, сука! — беззвучно выругался Макаркин. — Решил меня окунуть?»

Злоба переполняла его. С той самой секунды, когда он разглядел сквозь световую пелену юпитеров эти чертовы кинокамеры, его мозг, словно морозом сковало. Макаркин действовал «на автомате». А в душе бушевала дикая злоба. Огромным усилием воли он удерживал себя от того, чтобы нажать гашетку и косить, косить, косить…

«Откуда он взялся тут, киношный балаган? — Лихорадочно соображал Стах и не находил ответа. — Я два месяца готовил дело, проверил все много раз, и на тебе! Промахнулся! Попал вместо “банкетохода” с олигархами, на гребаные съемки! Бес попутал?»

И тут он вспомнил привидевшегося ему ночью пахана, с его дурацкими наставлениями. Выходит, не такими уж и дурацкими?

— У-у-у, сука! — простонал Стах, открывая дверь в теплый салон яхты. — Подкрямзал меня, мохнатый!

— Ты че, Стах? Дельце провернули, — льстиво начал всегда готовый подластиться Жемердей. Но его прервал уже сидевший за столом Засолов:

— Какое, в жопу, дельце! Эти гребаные цацки — дельце?

Он перебирал лежащие перед ним поддельные ожерелья и бусы и по очереди с силой швырял на палубу:

— Это дельце! Это дельце! — приговаривал он, пытаясь