Книга Ваше Сиятельство 4 - Эрли Моури

порядке. Мам, я хочу забрать ту большую шкатулку, обшитую бархатом, — сказал я, думая, что после сегодняшнего такого содержательного разговора с Ковалевским пора вернуться к переводу Свидетельств Бархума.

— Какую шкатулку? — не поняла графиня.

— Большая тяжелая шкатулка Ты ее забрала в моем тайнике вместе с деньгами, — напомнил я, при этом во мне шевельнулось волнение.

— Ах, ту тяжелую коробку с красивыми пластинами. Так, сейчас, — она направилась в дальнюю комнату. — Эти пластины золотые что ли?

— Из черной бронзы с орихалком, — ответил я, слыша, как она зазвенела ключами.

Лязгнула тяжелая дверь сейфа. Графиня долго ковырялась там, шурша бумагой, что-то перекладывая. Я не выдержал и прошел в ту комнату.

— Ну, что там? — мне стало тревожнее.

— Нет, здесь, Саш, — сказала Елена Викторовна оглянувшись. — Твои деньги все на месте. А коробка…

* * *

Барон Ерофей Семенов стоял у распахнутого настежь окна и смотрел на проезжающие внизу эрмимобили. Баронесса находилась в другой комнате — курила там от расстройства. Дым от ее «Никольских» сквозняком тянуло как раз сюда. Барон Семенов тоже был расстроен. Вернее, не Семенов, а Родерик в теле барона. При чем расстроен гораздо больше, чем его подруга. Но что поделаешь, он сам виноват: нечего было проявлять глупую поспешность. А Принцесса Ночи сто раз права, ведь договорились как должен он поступить. Выбрать кандидата на вселение и сразу к своей возлюбленной на согласование, чтобы она хотя бы по фотографии смогла оценить потенциального жениха, если, конечно его физиономия засветилась во Всеимперской Информационной Сети. Да, были такие обстоятельства, когда серый маг не имел возможности слетать на консультацию к госпоже Евстафьевой. И что теперь? Теперь, как сказала Талия, она не собирается терпеть возле себя рыжего прыщавого урода, и Родерику предстоит как-то с этим телом разобраться.

Он залез на подоконник, поглядывая вниз с этой огромной высоты. Эрмимобили на эстакаде, взбиравшейся к Обнинскому мосту, казались металлическими жуками: бронзовыми, стальными, разноцветными, а люди и вовсе похожи на муравьев. Если выпрыгнуть из этого окна, то точно не потребуются никакие Палаты Спасения. Выйдет, наверное, лепешка, растекающаяся кровью, из которой осколки костей торчат во все стороны. Ах, да, еще эти проклятые рыжие волосы. Будет их пучок шевелиться на ветру.

Еще недавно Родерик без всякой боязни вылетал в окно. Невероятная легкость и полет доставляли ему наслаждение. Сейчас лишь одна мысль о том, что он стоит на краю подоконника, вызывали ужас, такой, что дрожали колени и холодело в животе. Это не его ужас — это ужас тела барона Семенова, который выпрыгнул из окна, не в силах пережить измену своей возлюбленной. Тело Семенова было слишком пропитано памятью того смертельного эпизода. Она осталась в мозге и каждой клеточке этого несчастного тела. Это неудобное во всех отношениях тело по-прежнему хранило в себе ментальный оттиск прежнего владельца, и держалось за Родерика изо всех сил. Оно вцепилось в серого мага со всем отчаяньем, потому что без Родерика сразу наступит холодная жуткая смерть.

Но как бы ни было Родерику требовалось избавиться от этой тяжкой, нежеланной ноши. Она не дала ему ничего, кроме боли, страданий и скандала с Талией. Придерживаясь за стену, Родерик наклонил голову и посмотрел вниз. Примерно на десять этажей ниже торчали спирали эрминговых концентраторов, и был серьезный риск зацепиться за них. Что будет, если он застрянет там? Он будет висеть на огромной высоте, наверное, даже орать от ужаса, ведь он не научился контролировать это тело. А потом, когда он совсем обессилит от страха и боли, появится вимана службы помощи. Его снимут, снова отвезут в Палаты Спасения или отправят в дом Диониса, где содержат душевнобольных. Чтобы этого не случилось, нужно изо всех сил сильно оттолкнуться ногами от подоконника, выпрыгивая влево. Это было бы очень легко сделать, если бы проклятое тело не цеплялось с таким ожесточением за жизнь и не сковывало мышцы, так что они вовсе одеревенели.

Ерофей глубоко вдохнул и закрыл глаза. Тут же раскрыл их. Жутко закружилась голова. Он пошатнулся, но успел схватиться за стену. По спине, потекли струйки ледяного пота.

— Родерик! — услышал он вскрик за спиной.

Он снова пошатнулся.

Тут же руки Талии вцепились в него и рывком стянули с подоконника. Он упал на пол. Баронесса не удержалась и тоже упала рядом с ним.

— Сволочь! Блядь! Урод! — баронесса изо всех сил пыталась ударить его кулачком в грудь, но они лежали на полу близко друг к другу, и у нее не получалось нанести ему сколь-нибудь значимый удар.

Наконец она успокоилась, обмякла и сказала:

— Я не хочу, чтобы ты делал это из-за меня. Аид дери, живи какой уже есть.

— Жить прыщавым уродом? Нет! — Ерофей замотал головой. — Я не хочу, чтобы ты мучилась или бросила меня. Я так не могу.

— Тогда давай напьемся? — предложила Принцесса Ночи. — Напьемся. А потом, может, ты меня трахнешь. Хотя нет… Я не смогу! Нет, только не это!

— Хорошо, — согласился рыжий барон. — Давай напьемся. Я этого сейчас очень хочу. Может напьюсь так, что сам случайно выпаду из окна.

— Аид тебя дери, нет! — сердито сказала Талия. — Я не убийца. И ты не убийца. Сам говорил о зернах добра.

— Как хорошо, что ты об этом сказала, — он улыбнулся и на сердце как-то стало чуть легче. — Но это не будет убийством, если произойдет случайно.

Талия по-прежнему сердито смотрела на него.

— Что ты задумал, Родерик? — настороженно спросила она.

— Ничего. Идем, — барон Семенов встал и протянул ей руку.

Принцесса Ночи неохотно приняла его помощь и тоже поднялась с пола.

Они сидели за овальным столиком в большой комнате и пили полугар, на треть разбавленный египетским ликером. Первые две рюмки выпили молча, а потом новоявленный барон разговорился: рассказал о баронессе Жаровой, которая изменила ему, в то время как он ездил решать вопрос с ее долгами. О своих переживаниях, и том, как он, совсем потеряв голову от отчаяния, выпрыгнул из окна.

Когда бутылка полугара кончилась Талию потянуло в сон то ли от спиртного, то ли от долгого рассказа Ерофея о несчастной любви. Госпожа Евстафьева уснула прямо на диване, положив Ерофею голову на плечо. Он сидел так еще минут пятнадцать, стараясь не шевелиться, чтобы ее не разбудить и думая, как ему лучше поступить. Чем больше думал, тем яснее понимал, что не хочет быть в этом теле, не хочет мучить свою возлюбленную столь неприятным присутствием. Можно было просто выйти из тела, подобные фокусы Родерик проделывал, когда еще учился в магической академии. Но даже выходя из тела и путешествуя в пространствах тонкого плана,