Книга Песталоцци. Воспитатель человечества - Андрей Маркович Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звучит оно вполне лирически, даже нежно — «мильеза». Знаете ли вы, дорогой читатель, что это такое?
Я тоже не знал, пока не прочитал об этом у немецкого историка, психолога и социолога Франца Карла Мюллера-Лиера.
Сей господин не верил ни в какие объективные законы развития общества, был убежден, что оно движется лишь благодаря воле конкретных людей. Для того чтобы разобраться в том, как развивается личность, способная двигать процессами в обществе, он и ввел понятие «мильеза».
«Мильезой мы называем повреждение человека средой (Milieu), окружающим миром»[136].
Понимаете? В начале ХХ века была предпринята попытка внедрить термин, с помощью которого можно было бы определить тот вред, который наносит общественная среда человеку.
Удивительное дело! В ушедшем веке какие только эксперименты не проводились над людьми, а термин, характеризующий то, как окружающий мир отрицательно влияет на человека, — не прижился. Не захотелось человечеству сосредоточиваться на этом вопросе и использовать специальное слово, описывающее негативное влияние среды на личность.
А жаль… Думаю, если бы «мильезу» стали разрабатывать, говорить об этом влиянии было бы проще.
Какая связь между Песталоцци и красивым, но не прижившимся термином?
Мне кажется принципиально важным понять, что к нашему герою мильеза отношения не имеет вообще. Что, с одной стороны, поразительно, а с другой, как говорится, «многое объясняет».
Вот посмотрите, что получается: жизнь Песталоцци приходится на предреволюционные и революционные годы — годы страшные, нестабильные, когда жизнь только и делает, что меняется. Разумеется, все происходящее не может на него не влиять: он страдает, переживает, мучается; старается всем помочь, особенно детям, всем, чем только может.
Но среда почему-то не повреждает его. Мильезы нет. Он словно вовсе не хочет усваивать уроки социальной жизни, хочет идти вперед — несмотря, вопреки, упорно…
Как такое может быть? Благодаря чему человек, находясь внутри агрессивной среды, не позволяет ей не то что изменить себя, но даже просто — нанести себе повреждения? Как он умудряется любое поражение воспринимать не как пропасть и даже не как урок, но — как трамплин?
На мой взгляд, ответ на него один. У нашего героя была цель. Она же — смысл. Иоганн Генрих Песталоцци жил ради того, чтобы помогать детям. Самоуверенности в нем не было. Наоборот, — он весь создан из сомнений, как мозаика из камушков. Однако знал твердо: лучше, чем он, никто детей не выучит, не образует их.
Эта цель требовала от человека быть определенным, то есть иметь не только внятные взгляды, но и, если угодно, вполне твердое состояние сердца и души.
Песталоцци исходил из того, что его педагогическая система — универсальна. То есть по ней образовывать ребенка может любой человек. Как и положено всякой системе — она объективна.
Другое дело — создатель системы, ее автор. Он должен показывать, скажем попросту, не научно: правильное отношение к детям. Таким образом, он обязан думать о том, как сохранить лучшее в себе, вопреки воздействию среды. Чтобы не случилось никакой мильезы.
«С раннего утра до самой ночи, все время мои дети должны были видеть на моем лице и догадываться по моим губам, что всем сердцем я с ними, что их счастье — мое счастье, а их радость — моя радость»[137], — записывает наш герой в дневнике.
Такое нельзя сыграть. Дети не приемлют фальши. Таким человеком надо быть, коли уж господин Призвание привел тебя на педагогическое поприще. Если эта цель — этот смысл — суть необходимость жизни, то никакая мильеза не страшна: среда оказывается против тебя бессильной.
И никакие уроки тебе не важны. Ты не выстраиваешь свой путь логически, учитывая огрехи прошлого.
Просто идешь напролом. Как поезд.
Великий психолог ХХ века Виктор Франкл очень жестко и справедливо заметил: «Стремление к смыслу — это не бесплодное мечтание, не самообман, а, скорее, „самопрограммирование“»[138].
Вот ведь как оно получается: имея смысл и стремясь к нему, ты сознательно или подсознательно программируешь самого себя так, чтобы этот смысл не потерять. И тогда не случится никакой мильезы и самая агрессивная среда окажется бессильной.
Цель — она же смысл — определяет внутреннее состояние человека и, соответственно, его поведение.
На мой взгляд, это очень важный, если не важнейший вывод, который может сделать человек, размышляя о жизни Иоганна Генриха Песталоцци.
И пример. Если, конечно, хватит желания и сил ему следовать.
Итак, Песталоцци делает выбор и переезжает из одного небольшого швейцарского городка в другой.
Ивердон… Население около 15 тысяч. Невшательское озеро — одно из многих прекрасных швейцарских озер. Термальные бани. Ничего особенного. Разве что красивый замок, в котором когда-то проживали савойские герцоги. Его-то и отдают Иоганну Генриху Песталоцци под институт.
Огромный, находящийся в хорошем состоянии замок, а также искренняя доброжелательность городского начальства и определили выбор нашего героя.
Песталоцци — напомню еще раз — под 60 лет. По тем временам — глубокий старик. К тому же не вполне здоровый. Вообще, кажется невероятным, что болеющий с детства Иоганн Генрих дожил до глубокой старости. Страдающий недугом его сын едва успел перевалить свое тридцатилетие. Жена умрет, не дожив до восьмидесяти. Песталоцци переживет всех: он успеет отпраздновать восьмидесятилетие. Что сказать? Провидение Господне бывает весьма причудливо.
Однако Промысел Божий — таинствен, Господь о своих планах не докладывает. Песталоцци ненавидит слова «следующий год», — каждый год для него как последний.
Он столько в своей жизни болел, что смерти уже не боится, его страшит то, что вместе с ним погибнет система.
Наш герой твердо убежден: его метод не просто лучший для образования и воспитания людей. Бери шире — система поможет осчастливить человечество! А эта задача куда как важна и серьезна.
Как же ее решить? Ответ очевиден: еще более активно воспитывать учителей, которые усвоят его систему и начнут по ней преподавать.
Едва открыв институт, Песталоцци обращается в правительство своего кантона с требованием — замечу, не с просьбой, а именно с требованием — направить юношей (не менее десяти человек!) в Ивердон и оплатить их обучение в течение двух лет, чтобы они могли усвоить систему. Ему кажется принципиально важным, что учителя и ученики станут учиться вместе, в одном доме. Так они будут познавать его систему не только теоретически, но и на практике.
Начальники поступили ровно так, как поступают во все времена начальники. На словах они радостно поддержали идею, на деле — не
