Книга Досье Дракулы - Джеймс Риз

— Нет. Для этого существует Британская библиотека. Мне же нужна мудрость, в поисках которой я и пришел в дом Уайльдов.

— И правильно сделали, мистер Стокер, совершенно правильно. Но теперь, я полагаю, последуют подробности.

— О да, — подтвердил я, — великое множество.

Прошло полчаса, за которые я успел поведать Сперанце всё без утайки. Опустив, разумеется, причастность Констанции — это дело семейное. Выслушав рассказ о зажаренных собаках Тамблти с вырезанными сердцами, Сперанца, сидевшая прямо в ходе мой исповеди, откинулась на подушки и пробормотала:

— А ведь он мне сразу не понравился, совсем не понравился.

Долгое время она ничего больше не говорила, глаза ее блуждали, словно не могли сфокусироваться (мне оставалось лишь гадать, уж не слышала ли она голоса или, по крайней мере, пыталась услышать), и сверлили меня, будто выискивая признаки безумия. Их, надо полагать, не обнаружилось, ибо Сперанца как ни в чем не бывало произнесла:

— Во-первых, мы пока никому об этом не расскажем. Обсудим все только втроем: Стокер, Кейн и Сперанца.

— Согласен, — сказал я, желая быть сейчас не слишком многословным.

— Во-вторых, возвращайтесь ко мне завтра в три. У меня есть друг в Риме, который передо мной в большом долгу. Сегодня же пошлю ему телеграмму, и он не замедлит с ответом.

— Священник?

— Бывший, и обладатель весьма тонкого ума. Я скажу ему, что это связано с моими исследованиями, и он поможет советом, пришлет нужные книги и все такое. Завтра к трем я уже буду знать больше. Да, и моего ирландского поэта я тоже приглашу.

— Йейтса? Вы надеетесь получить от него разъяснение того, что я рассказал?

— Вот именно, — подтвердила Сперанца. — Уверена, вы не станете возражать. Этот мальчик-мужчина обладает всеми признаками гения, но я испытаю его, проверю узы, связывающие его с миром большим, чем этот. Пусть наконец покажет, кто он, чародей или притворщик.

Она была права. Свидетельства Йейтса, если ей удастся отсортировать факты из его обычной словесной шелухи, были бы полезны и Сперанце, и мне, а может быть, и Констанции.

— И нам нужно узнать побольше об этом ордене, — заявила Сперанца. — Когда я предлагала вашу кандидатуру для членства, Брэм, мне и в голову не приходило, что они так глубоко погрузились в мир духов. Прошу извинить меня, если…

До этого случая я ни разу не слышал, чтобы леди Уайльд не завершила фразу, но, возможно, она просто отвлеклась, набрасывая по нескольку строк и для Йейтса, и для своего римского друга. Я вызвался сам отнести ее послания на телеграф и отослать обоим — поэту и клирику. Но боюсь, что, направляясь домой, я все время буду прислушиваться, не зазвучит ли на улицах: «Сто-кер, Сто-кер».

Когда я уже встал, чтобы откланяться, Сперанца удивила меня, поинтересовавшись, почему я ищу ответы на эти вопросы. И что я намерен делать с этим американцем? Спасти его? Изгнать из него демона?

— Сдается мне, — подвела она итог, — вы с мистером Кейном были бы очень рады никогда его больше не видеть. В особенности мистер Кейн.

— Да, совершенно верно, — ответил я, — но, боюсь, это трудно устроить.

А что мы намеревались устроить? Я долго раздумывал, прежде чем ответил, что не имею ни малейшего представления, и добавил, что, каковы бы ни были наши намерения, нам необходимо действовать самостоятельно, не прибегая к помощи властей. Иначе Кейну это может слишком дорого стоить.

Я поблагодарил Сперанцу. Еще недавно мне было боязно при мысли о том, что она скажет, а теперь я удивлялся тому, как вообще мог усомниться в этой женщине.

— Добро пожаловать, — сказала она, подзывая меня поближе, и, когда я склонился к ней, взяла мое лицо в ладони и поцеловала в щеку. И, подергав, как это делают дети, мою бородку, причем довольно сильно, с улыбкой добавила: — Bienvenue[161]в невидимый мир, Брэм, пребывающий в тени нашего… Сэр Уильям верил в вас. Он клялся, что однажды вы непременно увидите эту тень.

И в то время как я спускался по лестнице к выходу, моргая, чтобы убрать слезы, Сперанца уже звала Бэтти, с приказом принести нужные книги ей в постель, pronto![162]

Письмо

Брэм Стокер — Холлу Кейну

Суббота, 16 июня 1888 года

Дражайший Кейн!

События прошедшей недели, несомненно, требуют того, чтобы о них рассказать, но пришлось повременить с этим до настоящего момента, за что прошу прощения. Впрочем, это и к лучшему, ибо теперь у меня имеется больше, гораздо больше заслуживающих изложения сведений. Сейчас 2.35 утра, я только что вернулся домой после долгой прогулки с Генри по так хорошо знакомому тебе Уайтчепелу и его окрестностям. Я подчеркиваю это «знакомому», потому что там сегодня… Но нет, обо всем, даже о нём, в свою очередь.

Пока же позволь мне просто сказать, что дела не двигаются или, во всяком случае, так это выглядит. Я хочу сказать — настоящие дела, ибо боюсь, не стал ли я жертвой разыгравшегося воображения… О, прости меня, друг мой. Мне сейчас нехорошо, и даже если бы я поднаторел в искусстве повествования… Впрочем, в том, о чем я намерен рассказать, искусство никакой роли не играет.

Начну с того, что относится к леди Уайльд.

Слава богу, она мне поверила! Широк ее ум, но дух ее еще шире. Более того, она получила подтверждение от ирландского поэта, присутствовавшего при «сетианских» событиях. Вот что она об этом сообщила.

Мой поэт отклонил приглашение прийти ко мне сейчас, и я написала ему вторично, с укором. Его ответ состоял из трех пунктов: 1. Что-то тогда случилось. 2. Что именно, он понятия не имеет. 3. Он просит, чтобы я никогда больше не заговаривала с ним на эту тему. Куда более обходительным оказался римлянин. Хотите узнать больше, приходите поскорее.

Сперанца

Разумеется, я отправился немедленно.

Упомянутый римлянин является священником и другом леди Уайльд. Она получила от него сведения, касающиеся, в частности, одержимости, о чем я вскоре поведаю, но сначала… Ох, Кейн, извини, что пишу так бестолково. Сумбур на этих страницах отражает сумятицу последних дней.

Прости меня, друг мой, что не послал телеграмму: виной тому ужасное происшествие, имевшее место еще до моего возвращения.

Я медлил в надежде раздобыть побольше фактов, но из этого ничего не вышло. Немногие же имеющиеся приведу ниже.

Некто (нет сомнений в том, что именно он) зажарил обеих своих собак на гриле «Бифшекс-клуба», удалив сначала у них сердца. Сущий кошмар! Но хуже того, Генри привлек к нам недреманное око инспектора Скотленд-Ярда Ф. Дж. Эбберлайна, в чьем ведении некогда находился Уайтчепел и т. п. Если ты что-нибудь знаешь об этом человеке, срочно телеграфируй. Не бойся, от инспектора (но не от Сперанцы) я твое имя утаил. И опять же не бойся: она женщина мудрая, многоопытная и свои насмешки приберегает для простофиль. Художники для нее — вне общепринятой морали, а раз эти законы к ним неприменимы, то и не могут быть нарушены.