Книга 1924 год. Старовер - Виктор Иванович Тюрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут повеселил всех один из парней, который посоветовал Петру дать ей в глаз, ежели будет кобениться, а потом отодрать ее, как последнюю шлюху. Тут народ разделился. Кто стал возмущаться, а кто свистел или смеялся. Кончилось это представление тем, что они, одетые, легли на кровать, взялись за руки и стали декламировать:
– Мы вместе! Отбросим мещанские взгляды и вместе пойдем к светлому будущему!
Народу это не понравилось, так как они хотели более развратных действий, и стоило им понять, что больше ничего интересного не будет, зрители стали подниматься и уходить, после чего диспут автоматически свернулся. На скамейках остались сидеть три девушки (как я уже понял, эта была группа поддержки) и я. Встав, я медленно пошел к выходу, прорабатывая в голове наметившийся план.
– Ребята! Я сейчас в Пролеткульт, отчет составлю о проделанной работе, – раздался у меня за спиной голос Нины. – Здесь надо убрать, потом можете идти. Кто сегодня дежурный?
– Я! – подняла руку одна из девушек.
– Маша, дождешься меня. Приду, все проверю и сама закрою.
– Нин, ты долго? – недовольным голосом спросила ее дежурная.
– Постараюсь быстро. Часа полтора, не больше. Как только Нина вышла на улицу, я подошел к ней.
– Нина, как насчет того, чтобы провести хороший вечер? Обещаю, он будет достоин такой красивой девушки, как ты.
Девушка, судя по всему, уже составила обо мне мнение как о недалеком парне и собиралась послать меня подальше, как вдруг споткнулась о гладкие, приятные слуху и хорошо составленные фразы. Некоторое время она вглядывалась в меня, потом насмешливо спросила:
– И как это будет выглядеть, Вася?
Судя по всему, она думала, что ей будут предложены лавочка и кулек семечек, а как вершина программы – билеты в кино, но я не оправдал ее надежд:
– Сходим в кафе. Вкусно поедим. На десерт – сладкое вино, конфеты, пирожные.
В ее глазах появилась растерянность: парень неожиданно открылся ей с другой стороны. Гладкая речь, обходительные манеры, при этом сам из себя весь такой решительный и напористый.
– Я… не знаю…
– Вот и отлично. Через два часа я буду ждать тебя здесь.
– Я еще ничего не решила! – в ее голосе прозвучало наигранное возмущение.
– У тебя, Нина, есть время на раздумывание. Целых два часа.
Наконец у меня состоялось слишком затянувшееся свидание с ломбардом, но спустя пятнадцать минут, после ожесточенной торговли, я вышел оттуда и сплюнул от злости. Хозяин ломбарда давал меньше половины от настоящей цены и при этом плакался, что отдает последнее и больше его никто в городе не даст за эту побрякушку. Больше у меня дел не было, поэтому все остальное время я потратил на поиски какого-нибудь близлежащего кафе с приятными ценами.
Придя без десяти семь, бросил взгляд по сторонам, потом на подъезд. Была мысль купить цветы, но потом решил, что они могут считаться признаком мещанских пороков, поэтому решил не рисковать.
«Время есть. Ждем».
Пять минут восьмого девушка вышла из подъезда. Подошла. Короткая прическа очень шла к ее большим карим глазам.
– Что ты так смотришь? – кокетливо спросила она.
– Ты очень красивая, – сказал я, и мой взгляд остановился на широком вырезе блузки.
Девушка чуть-чуть покраснела.
– Кто-то говорил про ужин?
– Я. Васька, – при этом сделал придурковатое лицо.
– Я уже поняла, что ты у нас большой шутник. Вот только где ты так гладко научился говорить?
– Отец землемером был, погиб в войне с германцами. Мать – сельская учительница, сгорела от чахотки. Тетка по матери меня забрала, а потом я уже сам. Сейчас в лавке работаю. И хватит разговоров. Пошли кушать, а то я голодный как… зверь. Надеюсь, ты не собираешься талию беречь?
– У меня, как ты, наверно, заметил, с фигурой проблем нет, – с ноткой игривости заметила она. – Куда идем?
– Тут недалеко есть кафе «Париж». Как тебе?
Она уже более внимательно посмотрела на меня.
– Что не так, Нина? Или надо было предложить лавочку и кулек семечек?
Мне хотелось добавить к этой фразе «и душевную беседу об истинном пути молодого строителя коммунизма», но с этим здесь не шутили. При нынешних простых нравах меня легко могли записать в контрреволюционеры (хотя согласно заведенному на меня делу, я и так был каэром), потом вывести на задний двор и засадить пулю в затылок.
– Ты хорошо зарабатываешь? – вдруг спросила меня девушка.
– Шестьдесят рублей, – гордо заявил я.
– Хорошие деньги, – одобрительно отметила она, затем согласно кивнула головой. – Ладно, уболтал. Пошли в кафе, кавалер.
Видимо, по привычке Нина попыталась наставить меня на путь истинный, социалистический, но вскоре поняла, что мне это не интересно, и мы просто начали говорить о кино, о жизни людей других стран, фантазировать на тему, как здорово будет жить в будущем.
За ужином мы пили сладкое и крепкое вино, а на десерт, как я и обещал, были вкусные пирожные. Официант собрал мне с собой «джентльменский» набор, и мы, веселые и слегка опьяневшие, вышли на улицу. Я повел девушку так, что мы скоро оказались около подъезда, где проходила дискуссия о раскрепощении любви. Остановившись перед подъездом, я предложил:
– Ниночка, радость моя, а если нам еще выпить, а затем сыграть заключительную сцену в вашем спектакле?
Девушка сделала большие глаза, словно не понимая, что я имел в виду, но при этом согласилась с моим предложением. Вторую бутылку вина мы открыли на той самой кровати, которая являлась основным и главным реквизитом спектакля.
Горячая кровь пополам с вином ударила нам в голову. Схватив ее за плечи, начал жадно целовать пухлые губы, вбирая в себя тепло и упругость девичьей груди, потом стал гладить крутые бедра, все больше задирая ее юбку.
Нина почти не сопротивлялась, только перебирала и гладила мои волосы, а затем стала тихонечко постанывать, когда мои пальцы добрались до внутренней части ее бедер. Дальше, как пишут в любовных романах, все слилось в безумстве неистовой плоти и любовных ласк.
Девушка неожиданно оказалась любвеобильной и чувствительной натурой, прикрывая ладошкой рот, она то и дело сладострастно стонала, изгибаясь всем телом, при этом возбуждая меня еще больше. Полночи мы, наслаждаясь, не могли оторваться друг от друга. Когда наконец поняли, что устали, и раскинулись, тяжело дыша, на влажных простынях, девушка тихо