Книга Короткая память - Александр Борисович Борин

вас не зарежут?

— Во-первых, имеется полная договоренность, — сказал Постников. — А во-вторых, за меня остается Олег Сергеевич Руднев.

Моложавый мужчина в джинсовом пиджаке молча кивнул.

— Хоть и недавно у нас работает, но думаю, — Постников, улыбаясь, глядел на мужчину, — в борцовских качествах Олега Сергеевича сомневаться не приходится... Как, Олег Сергеевич?

— Не знаю, — сказал тот. — Ну отберут три-четыре квартиры, велика важность!

Шутке все засмеялись.

— Видите? — сказал Постников. — Кого угодно положит на обе лопатки. Все, товарищи. Вы свободы. Встретимся через месяц.

Сотрудники вышли. Остался один Руднев.

— Георгий Андреевич, — сказал он, — ночью опять прорвало трубу. В Заозерном районе.

— Да, я знаю, — кивнул Постников. — Но, кажется, ничего серьезного? Быстро все ликвидировали?

— Да. Однако эти частые порывы...

— Почва переувлажненная, вот и ржавеют трубы, — объяснил Постников.

— Значит, нужны какие-то дополнительные меры?

— А как же, — подтвердил Постников, — разумеется, нужны. Теплотрассы, как вам известно, мы постепенно реконструируем. И вообще держим, как можем, руку на пульсе. Верно? — и Георгий Андреевич улыбнулся.

* * *

Вера Игнатьевна Ванина работала дома. Читала какие-то бумаги, что-то записывала.

Открыв своим ключом дверь, в прихожую вошел долговязый парень, который на пустыре играл в футбол.

Заглянул в комнату матери.

— Привет!

Ванина подняла от бумаг голову.

— Не переутомился? — спросила она.

Парень потянулся, сделал руками несколько гимнастических движений, ответил:

— Нет, ничего... Будем ужинать?

Ванина не двинулась с места.

— Может быть, объяснишь все-таки, почему ты отказался от должности заместителя главного металлурга?

— А разве не ясно? — ответил он. — Не хочу оказаться в полной зависимости у товарища Соколова.

— Директор завода тебя, значит, не устраивает, — определила Ванина.

— Ага, — кивнул парень. — Совершенно не устраивает.

— Открою тебе, мальчик, один секрет, — сказала Ванина. — Начальство, уж извини, себе не выбирают. Работают с тем, какое есть.

— Зато выбирают, в каких отношениях состоять со своим начальством, — ответил парень.

— Не поняла. Объясни.

— Пожалуйста. Пока я всего-навсего рядовой работник, моя зависимость от начальства самая минимальная. Практически — равна нулю. Сделал свое дело, дождался гудка — и гуляй. Принадлежу самому себе. Но чем выше и ответственнее моя должность, тем больше у начальства разных поводов проявить надо мной свою власть. Это не то, то не так... А я не хочу находиться во власти Виктора Яковлевича Соколова. Не хочу, понимаешь? Выслушивать его крики, потакать его капризам, терпеть от него унижение. За что? За какие такие коврижки? За лишнюю сотню? Так она того не стоит. Я сам готов платить по сто рублей в месяц, только бы не пресмыкаться перед Соколовым.

— Нет, Андрей, — сказала Ванина, — ты не сотней расплачиваешься. Ты расплачиваешься своей жизнью...

— Мама...

Но она не дала ему договорить:

— Способный инженер, золотые мозги, дипломную работу напечатали в отраслевом вестнике. Настоящее дело тебе делать. А ты? Торчишь в техническом отделе. Два десятка девиц, кое-как дотянувших до пятого курса, и с ними ты. Прекрасно!..

— Зато не приходится танцевать под чужую дудку и кривить совестью, — сказал он.

— Ложь! — крикнула Вера Игнатьевна. — Ерунда! Только от самого человека зависит, станет он танцевать под чужую дудку или нет.

Андрей сочувственно посмотрел на мать.

— Мама, — тихо сказал он, — да ты же сама не веришь тому, что говоришь.

— Верю, — сказала Ванина. — Верю свято! Никто, слышишь, никто не может заставить человека покривить душой. Если он честный человек.

Андрей покачал головой.

— Нет, мама, неправда, — сказал он. — Покойный отец до последнего часа хотел оставаться честным человеком. А чем это для него кончилось? Организовали на кафедре подлую кампанию, и уже до самой смерти он так и не успел отмыться... А ты, ты сама? Можешь назвать хоть один-единственный день, когда бы не приходилось тебе идти на сомнительные компромиссы? А почему? Да потому что должность у тебя такая. Иначе ты не можешь при всем желании. Вот я и считаю: чистоплотные люди, по возможности, не должны идти в начальники. Им это противопоказано.

— Ну что ж, сын, спасибо, — после паузы сказала Ванина. — Рада была услышать... Только я должна тебя разочаровать. В начальники как раз идти должны только чистоплотные люди. А иначе — беда... Однако напрасно ты считаешь самого себя чистоплотным человеком. Ничего подобного. Ты всего-навсего чистюля. А это совершенно разные вещи. Чистюля хочет, чтобы всю трудную и грязную работу выполнял за него кто-нибудь другой. И — как ты сказал? — на сомнительные компромиссы тоже пускай идет не он, а кто-нибудь другой. А он, чистюля, тем временем пересидит где-нибудь в сторонке. В холодке. И не замарается. — Ванина покачала головой: — Ничего не получится, Андрей. Перевалил на других свою тяжелую работу — значит, уже замарался. Уже — бесчестный человек. Вот и выходит, что чистюля, — она усмехнулась, — тот же самый паразит. Даже если он ни у кого ничего не просит и согласен жить на свои собственные гроши. Просто он, — Ванина развела руками, — грошовый паразит. Понимаешь? Вот и вся твоя глубокая философия.

* * *

К зданию заводоуправления подъехала машина.

Ванина вышла из нее, поднялась на второй этаж, открыла дверь с табличкой: «Приемная».

— Здравствуйте, Вера Игнатьевна, — уважительно поздоровалась с ней секретарша.

— Здравствуйте, — ответила Ванина и направилась к другой двери с табличкой «Генеральный директор завода Соколов В. Я.».

...Виктор Яковлевич в рубашке, без пиджака, сидел за столом и разбирал бумаги.

Увидев Ванину, он поднялся и вышел ей навстречу.

— Какие у нас гости! — сказал он.

Они поздоровались.

Ванина опустилась в кресло.

Соколов потянулся было к пиджаку, висящему на спинке стула, но Ванина его остановила:

— Не надо. Жарища, нет сил.

— Все-таки дама пожаловала, — сказал Соколов.

— Ничего, дама простит.