Книга Переполох в Тридевятом, или Как женить Кощея - Юлия Фадеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кощей быстро взобрался на среднюю шею, а зверюшки удобно устроились чуть поодаль, зацепившись когтями за костяные шипы.
— Слышь, Василий, а может всё-таки бегом? — неуверенно спросил волк, обхватив лапами самый большой шип на загривке Горыныча.
— Не бойся, Серый, главное не расцепляй лапы. Удержимся!
— Да я и бегом могу… честное слово. — подвывая, предпринял тот последнюю попытку, но кот лишь строго взглянул.
— Пока ты прибежишь, устанешь, как собака… — сказал он и перевёл всё внимание на Кощея. — Ваше Злейшество, план уже есть?
— Кроме того, чтобы содрать с тебя шкуру за помощь двум злобным ведьмам? — скосил взгляд тот, величественно восседая на уже взлетающем Змее. — Сначала нужно найти Малахитницу, а дальше уже решим, что делать. Но, учти, лохматый, свою вину тебе придётся искупать долго. Молись, учёный, чтобы эта зубастая тварь не успела навредить им.
Кот судорожно сглотнул и ещё крепче обвил телом один из наростов, а для верности ещё вонзил в него когти.
Спустя миг, кожаные крылья, разрезая воздух мощными взмахами, легко подняли компанию спасателей над землёй.
— Куда летим? — повернулась к Кощею средняя голова.
— К ледяным пескам и высоким скалам. Там средь льдов и валунов в глубоком ущелье есть вход во владения Хозяйки.
— Держитесь крепко, лететь придётся долго! — рыкнул Горыныч и, развернувшись в левую сторону, устремился туда, где горные вершины беспощадно вонзаются в облака, разрывая их на части.
Лишь свист ветра и слабое подвывание волка нарушали тишину тайного спасательного похода. Позади обсидиановый замок и Ведьмин лес, а впереди — высокие горы и опасные приключения.
Где-то в Тридевятом…
День и ночь смешались словно во сне. Серафима уже давно не понимала утро ли, вечер… Слабый свет, исходивший из расположенных в стенах самоцветов, настолько примелькался, что девушке казалось, будто разноцветные светлячки уже больше недели пляшут перед её глазами, грозясь ослепить или лишить рассудка. Ярко-синий сменялся кроваво-красным, тот в свою очередь переливался в зелёный, жёлтый, сиреневый.
Непривычные глазу мерцания не давали толком сосредоточиться, поэтому женщине приходилось большую часть времени просто делать вид, что спит.
Вот и сейчас, проснувшись от, уже ставшего привычным, шума — глухих ударов и чьих-то далёких криков, она больше часа просто лежала, вспоминая прошлые жизни.
— Господи, Боже, как же пересохло во рту. Как же надоела эта приставучая темнота и могильная тишина. Хочу домой, хочу хотя бы ещё один раз увидеть Кощея и съесть чашку, нет, две чашки Любашиного рассольника. Неужели мне больше никогда не погреться на солнышке, не…
— Почему ты сдаёшься? — сонный голос мастера зеркальных дел немного отрезвил мысли девушки. — Прости, что на «ты»… Я уверен, что всё будет хорошо. Ты чистая душа, не смотря на тёмную магию…
— Откуда вы знаете о моей магии? — удивлённо воскликнула она.
— Я чувствую её, как и свою собственную, пленённую в этих чудесных побрякушках. — он демонстративно тряхнул запястьями, на которых слабо сверкнули антимагические кандалы.
— Постойте, мастер Ханн, кажется, в прошлый раз вы хотели мне сказать что-то важное о Кощее и его магическом зеркале.
— М-да, видимо, собирался поведать тебе тайну, созданную моими умелыми руками и желанием матушки самого Бессмертного. Ты уверена, что желаешь знать то, чего не ведает более никто? — необычно громко спросил старик. — Что связывает вас на самом деле?
— Я… я давно люблю этого несносного злодея. — пробормотала Сима, смущённо потупив взор.
Прикованный к другой стене старик уже всё решил и, набрав в лёгкие побольше воздуха, изрёк:
— То отражение, что живёт в магическом зеркале — лучшая часть Кощея: та доброта, что когда-то мешала ему стать настоящим злодеем, его жалость, милосердие и сердечность. — словно исповедуясь, на одном дыхании сказал зеркальщик.
— То есть, он не может меня любить?
Слезы выступили на глазах девушки, и она украдкой смахнула их тыльной стороной ладони. Надо же, оказывается, она зря надеялась на взаимность, испытывая сильное влечение к этому помолодевшему и до искр в глазах, похорошевшему злодею… Настроение грозило пробить каменный пол тёмной, сырой пещеры, но через несколько секунд, прокашлявшийся старичок усмехнулся и продолжил свой рассказ.
— А любить, деточка, может даже самый отъявленный злодей. Это чувство не поддаётся никакому закону. Так что… В принципе, после магического обряда юный Кощей остался тем же самым, но уже перестал с жалостью взирать на голодающих крестьян да подстреленных животных. — мастер Ханн вновь задумался, и когда Серафима уже совсем было воспряла духом, но очнувшийся старик, как обухом по голове, огорошил ещё одной новостью. — Самое интересное то, что сам Кощей даже не подозревает о том, что, если ту часть души, что заключена в зеркале ненароком уничтожить… владелец её тоже погибнет.
— Что? Смерть Кощея не в яйце? — ошеломлённо вскрикнула узница, а дедок так же громко икнул и сделал вид, что снова уснул. Ему было невдомёк, что есть другая история, известная девушке. Та же с ужасом соображала, что если Хозяйка медной горы сумела похитить её именно через магическое зеркало, то и отражение Кощея могло пострадать.
«Не дай Господь, с ним что-то случилось…» — злость заставила девушку с трудом подняться на ноги, а страх подстегнул на совершение активных действий.
— Эй, ты, ящерица, почему так долго не приходишь? Неужели каменная дева испугалась обычной смертной девушки? Что ж ты глаз не кажешь в самую шикарную комнату своего царства подземного? Иди сюда, я вызываю тебя на честный бой! — явно пересмотрев в своё время боевиков, кричала Сима.
Она искренне надеялась, что Хозяйка услышит её и явится пред ясны очи, ведь не любит, когда ей кто-то перечит. Серафима отчаянно звенела цепями и кричала… даже несколько раз назвала Малахитницу непристойными словами, но та, как на зло не появлялась. А ей, ой, как нужно было узнать, всё ли в порядке с ним — мужчиной её мечты.
Отбив руки о твёрдые каменные стены, она обессиленно рухнула на колени. Слёз не было — только беззвучные рыдания. Она обязана выбраться из этой ловушки, обязана спасти любимого и наказать ту, которая посягнула на самое святое — на их любовь.
— Ах, ты гадина ползучая, — крепко сжав зубы, шептала она и била браслетами об алмазные кристаллы, которые угрожающе торчали из каменного монолита. — мужика моего захотела? Я тебе покажу, как на чужой каравай рот разевать! Даже если он сам выберет тебя, а не меня, всё равно все патлы тебе повырываю и морду расцарапаю. Ишь, самая умная что ли сыскалась? Так я тебе втолкую, что неправильно это — отбивать чужого…
Выговариваясь перед самой собой и дремлющим стариком, Серафима и не заметила, как дальняя стена в пещере вновь незаметно отворилась, впустив внутрь…