Книга Без Надежды - Борис Седов

Поворот! Склон оврага, почти вертикальный обрыв!

Две машины – белая «Нива» и синенькая «восьмерка» обрушились вниз!

«Нива», два раза перевернувшись, пролетела метров пятнадцать, прежде чем с размаху вмазалась крышей в ствол дерева. Дерево вздрогнуло, с веток посыпались хлопья мокрого снега. Крыша внедорожника оказалась почти полностью вдавленной внутрь. Остаться живым, находясь в салоне, было немыслимо. Но это еще не все. Прекратившая было падение после столкновения с деревом «Нива» вновь заскользила по склону, ткнулась еще в одно дерево, совершила еще один кувырок и наконец замерла, завязнув в густом малиннике.

Полупустой бензобак взорвался приблизительно через десять секунд, и внедорожник охватило ярким оранжевым пламенем. Зарево можно было видеть, наверное, даже с шоссе, по которому «Нива» недавно проехала. Правда, смотреть на это красивое зрелище было некому – на этом шоссе по ночам почти не бывает машин.

«Восьмерка» упала с обрыва удачнее. Перевернувшись лишь один раз, она, как и «Нива», пролетела метров пятнадцать, прежде чем на пути тоже встретила дерево. В отличие от внедорожника «восьмерка» врезалась в него не крышей, а бампером. Передняя часть машины сложилась гармошкой, лопнуло и посыпалось мелкими осколками стекло. «Восьмерка» медленно опрокинулась на крышу и на ней съехала вниз по скользкому склону, пока ни наткнулась на еще одно дерево. Перевернулась на колеса и замерла. Буквально метрах в десяти от нее застряла в кустах белая «Нива». Пока еще не охваченная огнем. До взрыва оставались считанные мгновения.

* * *

Конфетка не знала, сколько времени провела без сознания. Но похоже на то, что недолго. Очнулась как-то сразу и, еще не ощутив боли, первым делом удивилась, что, несмотря на разбитый всмятку капот, где находится аккумулятор, в машине продолжает играть магнитола. «Гуано Эйпс», тот альбом, где они вместе с «Апокалиптикой». Вторая мысль была о том, что откуда-то здорово воняет гарью. «Если это в машине тлеет проводка, то хреново, – подумала Света. – Да ладно!»

Странно, но она все отлично помнила. Все-всевсе, до мельчайших подробностей! То, как весь день и часть ночи следила за прокурором. То, как по скользким дорогам преследовала белую «Ниву». То, как столкнула ее в какую-то пропасть, и какой испытала ужас, когда осознала, что летит в эту пропасть следом за ней. И вот результат: «восьмерка» всмятку, Муха черт знает где – жив ли, подох ли, неизвестно. И совершенно неясно, что теперь делать. Вернее, ясно одно: первым делом надо вылезать из разбитой машины и выбираться из этой дыры, в которую ухнула вместе с машиной.

Конфетка пошевельнулась, протянула руку, собираясь попробовать открыть дверцу. И в этот момент пришла боль. Пырнула острым ножом в живот, разбередила рану, залила в нее горячий свинец. Света не удержалась и вскрикнула. И напряженно замерла, боясь пошевелиться, вызвать еще один прилив этой мучительной, кромсающей внутренности боли; дожидаясь, когда первый приступ, вызванный неосторожным движением, хоть немного отпустит. Она ощущала, как по лицу стекает теплая кровь, тут же сворачивается, засыхает, стягивая кожу. Разбита башка, но это не страшно. На это плевать. А вот что с животом? Кажется, худо…

К горлу подкатил комок, и ее вырвало прямо на серую шубку. Кровью!

…Очень худо! Но надо как-то выбираться отсюда!

Приступ боли, вызванный повторным движением, когда она вновь попыталась открыть дверцу, кажется, был еще мучительнее, чем первый. Света застонала, замерла на секунду, но пересилила себя. Скрепя зубами, перегнулась влево и плечом надавила на дверцу. Еще раз. Бесполезняк. Заклинило. Что и следовало ожидать после такого падения в тартарары. И пассажирскую дверцу, скорее всего, тоже. Можно даже не проверять. Предстоит выбираться через проем, в котором когда-то – совсем недавно – было лобовое стекло. И это с такой жуткой болью!

Ее опять вырвало. Снова кровью.

«Что же я повредила? – подумала Света, осторожно выбралась из-под руля и перевалилась на пассажирское место. Обернулась и от удивления даже на секунду забыла про боль. Между перекосившимся рулем и водительским креслом почти не осталось свободного пространства. – Как же я там помещалась?!»

Как когда-то в детстве на пляже, прежде чем нырнуть в холодную реку, она подолгу стояла по колено в воде, набираясь смелости, чтобы сделать последний решительный шаг, так и сейчас Конфетка никак не могла заставить себя нырнуть в пустой проем лобового стекла. Вернее, какое нырнуть! Выбраться как-нибудь, с грехом пополам. И не сдохнуть при этом от болевого шока. Постараться не потерять сознание.

Так, этап первый. Света с превеликим трудом сумела встать на колени. Тяжело облокотилась на вдавленную в салон машины торпеду. Ее вырвало уже в третий раз. Естественно, кровью. Она отнеслась к этому гораздо спокойнее, чем раньше. Привыкла. Ко всему привыкаешь. Даже к этой ужасной режущей боли внутри живота. Эх, подыхать, так подыхать! Конфетка, тоненько взвизгнув, приподнялась на сиденье и перекинула тело через проем на капот. Наружу. На улицу. Где в каком-то десятке метров от нее догорала белая «Нива». Где все вокруг было покрыто снегом. Тоже белым, как внедорожник, из-за которого она сейчас здесь. Увидев снег, Света сразу подумала о том, как ей хочется пить. А еще подумала, что при ранении в живот пить категорически нельзя. Смочить губы, не более. Но жажда была столь нестерпима, сколь и мучительная резь в животе, разрывавшая ее изнутри. Конфетка скатилась с капота на землю, слабым голосом вскрикнула от очередного наплыва боли и начала жадно есть снег.

Жажду он ничуть не утолял.

– З-задница! – нашла в себе силы выругаться Света и, отправив в рот очередную порцию снега, – такого холодного, такого приятного! – подняла голову и внимательно посмотрела на догоравшую «Ниву». В хлам! Все понятно! В этом гробу сейчас кремируются два трупа. Конец прокурору! Немного жалко его приятеля, который так здорово водил машину. Но еще больше жалко себя! Кривясь от боли, она надолго закашлялась, забрызгала кровью весь снег вокруг. Пришлось отползти в сторону, где он еще чистый. Правда, слегка припорошенный гарью от горевшей рядом машины. Но все равно белый-белый. Как «Нива»…

Она уже поняла, что умрет. Подняться на ноги не было сил. Тем более, не был сил на то, чтобы выбраться из этой пропасти, в которую провалилась. Даже ползком. Шансы на то, что ее здесь ктонибудь обнаружит, прежде чем она отправится к праотцам, равнялись нулю. Обнаружить-то обнаружат. Труп. И стоит надеяться, к тому моменту он по такой погоде еще не успеет протухнуть.

На какое-то время Света вновь потеряла сознание. А когда снова пришла в себя, «Нива» рядом уже догорела. Остался лишь дым, густые клубы которого порой обрушивались на Конфетку, сбивали и без того затрудненное дыхание. Но открытого пламени не было. Вокруг стояла кромешная темнота.

«Сколько времени надо на то, чтобы полностью сгорела машина? – подумала Света. – Сколько я пробыла без сознания? Лучше бы вообще не приходила в себя. И за что мне все эти муки?!»

Внутри живота словно разложили костер. Сознание то уплывало куда-то, то возвращалось, и лишь в эти моменты Конфетка вспоминала, что валяется сейчас с отбитыми внутренностями на холодной, припорошенной снегом земле в темном безлюдном лесу. И уже скоро, очень скоро должна умереть! Думать об этом было ужасно! Но кошмарная действительность все чаще сменялась приятными красочными глюками. То ей начинало казаться, что она сейчас на пляже с черным песком на курорте Вихилия-Парк на Канарах, где отдыхала прошлым летом, когда разжилась кое-какими деньжатами из общака, то мерещилось, что лежит в теплой постели у себя дома, дожидаясь, когда к ней присоединится Денис. Потом она опять возвращалась в темный заснеженный лес. И опять разгорался костер в животе. Тогда Света мечтала лишь об одном: чтобы ее скорее опять покинуло сознание.