Книга Сердце двушки - Дмитрий Емец

– Литературщина! – отмахнулся Иванов. – Про этого воина впервые написали спустя пятьсот лет после сражения при Марафоне. Это как если б я сейчас издал откровения непосредственного участника Куликовской битвы! Профессиональные греческие гонцы пробегали за сутки по сто двадцать километров – а тут каких-то сорок два… Короче, сегодня я решил проверить, верна ли эта теория!.. Гектор добровольно за мной увязался, я его колбаской подкармливал… Вначале он туда-сюда носился, меня обгонял. После двадцать пятого километра тащился сзади, вывалив язык, а после тридцатого – шмыг в кустики. Я к нему подошел, а он лежит и только хвостом виляет. Короче, бросай его в суп – сопротивляться не будет. – Иванов вернул Рузе бутылку с водой и пошел к Копытово с ними вместе. Временами он срывался на бег, но останавливался и возвращался. – Эх! Ну как так можно плестись? – ворчал он. – Такое чувство, что Гектора загнал не я, а вы вдвоем! Хотя, конечно, каждый человек имеет свой коэффициент жизненного ускорения. У кого-то этот коэффициент 3, у кого-то 1,5, у кого-то 0,5. Если дело сложное и его выполняют несколько разных людей, то скорость дела определяется умножением коэффициентов. Например, 3×1,5×0,5.

– А если у кого коэффициент «ноль»? – поинтересовался Афанасий.

– Тогда дело, увы, вообще не сладится, пока этого человека из цепочки не выкинешь! Но если ты про себя, то у тебя не ноль. Одну десятую можно тебе присвоить. Даже три десятых. Ты двигаешься хоть и медленно, но довольно осмысленно!

– Спасибо! – поблагодарил Афанасий.

Рузя полез в карман в поисках салфеток, чтобы вытереть потный лоб. Вместе с салфетками выпала фотография. Иванов поднял ее.

– О! – удивился он, возвращая ее Рузе. – Это же та девушка, которая водила ко мне ослика! Стихи прекрасные пишет – словно краску пятнами бросает на холст! Где она? Давно ее не видел.

Рузя сунул фотографию в карман.

– Это Наста, – неохотно отозвался он. – Ушла к одному гаду… И из ШНыра тоже ушла. Упоминать про ШНыр он не боялся. Если Иванову не суждено знать про ШНыр, он и не будет знать.

– А ты Насту любишь? – спокойно уточнил Иванов.

– Шансов нет. Я толстый, и вообще я не такой, какой ей нужен, – жестко ответил Рузя.

– Ерунда! – отмахнулся Иванов. – Типичные отговорки человека, который заранее сдался! Женщина слышит не слова, а юродивый крик! Был такой литератор Деревяшков. Ужасно противный. Толстый, лысый, жадный. Никогда не работал, в метро и то ездил за чужой счет. Но он был дико смел, дико нагл или дико наивен, не могу подобрать нужного слова! Он подскакивал к любой понравившейся ему девушке, хватал ее за рукав и, глядя ей в глаза, начинал бормотать: «Ну почему? Почему? Почему я не могу быть любимым? Я что, не достоин счастья, потому что я толстый и противный? Девушка, прошу вас! Скажите, что я должен изменить в себе, чтобы вы меня полюбили!»

– И девушка давала ему по голове сумочкой? – поинтересовался Рузя.

Иванов горько усмехнулся:

– Если бы! Девушка вначале пугалась, потом смеялась, потом начинала всерьез думать, достоин ли Деревяшков счастья и что ему в себе менять. Потом начинала помогать ему меняться. Жена у него была красавица, умница! Трудилась с утра до ночи как пчелка – а он на диване валялся и все интересовался у нее, не противно ли ей, что он тут валяется и ничего не делает. Меня это, помню, дико бесило! Я на одной руке подтягивался раз пять, ростом он мне до груди доставал, но у меня никогда не было такого успеха! А почему? Не умел я делать выдох из самого подсознания, не было во мне его юродивого крика! Мне было важно, как я сам выгляжу, как я сам мыслю, и все такое прочее. То есть идиот был и павлин. Вот и ты, наверное, с Настой как-то сложно разговаривал, сомневался, переживал! А надо было просто сказать твоей Насте: «Женщина! Как имя тебе? Иди за мной! Служи мне, люби меня!» И она пошла бы!

– А если бы нет? – спросил Рузя.

– Ну, если нет – значит, это был крик не из сердца. Ты где-то сфальшивил. Тут надо, чтобы крик был такой… пещерный, без театра!

Дорога пошла вниз, к ручью. Здесь можно было воспользоваться переправой – несколькими рядом лежащими бревнами, – а можно было перескочить ручей с разбега в узком месте, обогнув невысокий холм. Иванов выбрал второй способ. Рузя и Афанасий услышали, как писатель трещит кустами, затем внезапно возникла тишина, а вот чавкающего звука, обычно сопровождавшего прыжок с одного топкого берега на другой, почему-то не раздалось. Некоторое время спустя кусты затрещали вновь, и Иванов вернулся к ним.

– Э-э… – сказал он, смущенно потирая нос. – Не хочу нарушать ваши планы, но, по-моему, пора рвать когти!

– Почему? – спросил Рузя.

Иванов ткнул пальцем в сторону холма:

– Там мужики с арбалетами и топорами. Много мужиков. Идут цепью.

– Куда идут? К нам? – быстро спросил Рузя.

Иванов поскреб заросшую волосами шею:

– Нет, наискось идут, к Копытову. Но я вырос в сложном районе. У меня чутье: когда надо быть героем, а когда лучше по-тихому слинять!

Втроем они рванули в лес. Иванов проламывался первым. Рузя и Афанасий спешили за ним. Афанасий бежал изящно, как олененок. Рузя же кряхтел и катился, как шар. Временами Иванов останавливался и прислушивался. Где-то недалеко отчетливо хлопнула автомобильная дверца. Послышался рев мотора. Сквозь деревья было видно, как по раскисшей дороге ползет джип.

– Ага… Все-таки заметили нас! – опечалился Иванов. – Я как чувствовал! Один остановился и в мою сторону стал смотреть! Решили, видно, проверить!.. Ускоряемся, братия!

Еще минут десять они бежали напролом через лес, после чего переправились через ручей. Поднялись на холм. Внезапно Иванов издал предостерегающий звук: «Пст!» – и животом бросился на землю, укрывшись за покрытым мхом бревном. Рузя и Афанасий последовали его примеру. Несколько секунд все было тихо, а потом Афанасий услышал слабый плеск. Кто-то шел вдоль ручья, временами заходя в воду. Поднимать голову Афанасий не рискнул. Вместо этого нашел место, где бревно прилегало к земле неплотно, и стал смотреть снизу. У ручья он увидел парня с арбалетом. Не мускулистый, скорее худощавый, на вид выносливый и быстрый. Если он и был старше Афанасия, то ненамного. Больше всего Афанасия испугало, что лицо у берсерка серьезное. Не злое, а именно серьезное. Ответственное лицо, правильное. Это было… ну типичное такое лицо курсанта военного училища.

«Застрелит! Такой сомневаться не будет!» – подумал Афанасий с тоской.

Заметив, что берсерк остановился и рассматривает их следы на земле, Афанасий быстро коснулся русалки. На противоположном берегу что-то затрещало. В ручей скатился камень, который Афанасий столкнул с места простенькой магией.

Арбалетчик повернулся на звук, вскинул арбалет, но стрелять не стал, а помчался вверх по склону, догоняя воображаемого беглеца. Рузя, Афанасий и Иванов, немного выждав, вскочили и метнулись в противоположную сторону.