Книга Два часа весны - Маша Брежнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но они ошиблись. Не могу быть сильной, не могу скрыть свои чувства. Не сейчас, когда боль пронзает сердце и хочет разорвать меня пополам.
Стефан
Она сейчас зарыдает… Думал, отшутится, как обычно, придумает какую-нибудь ответную колкость. А она стоит, смотрит такими печальными глазами, словно я ей всю жизнь сейчас сломал.
Fuck, да если бы я знал, что Диана так отреагирует, никогда бы этого не сказал. От стресса и волнения сам не понимаю, что несу. Надо в руки себя взять... Крыша совсем поехала, раз такие слова ей выдал. Пусть побьет меня, обматерит, по щеке влепит, но только не то, что с ней происходит... За эту дурацкую, неуместную фразу я заслуживаю всей ее ненависти и злости.
Но у Дианы взгляд такой печальный, что мне самому страшно. Плечи трясутся, это она так пытается истерику в себе удержать, но слезы уже просачиваются из глаз.
Идиот я, ну просто идиот.
- Абрамова, ты чего? – она закрывает лицо ладонями и отворачивается, но я тут же подхожу и стискиваю в объятиях. – Мелкая, ну-ка хватит реветь. Ты же знаешь, что я тебя люблю, чего ты затряслась так, а?
Но остановить этот потоп уже невозможно. Прижимается ко мне, сминает пальцами рубашку, утыкается головой в грудь, но все так же дико ревет.
- Диан, ну что такое? – глажу по голове, пока она чуть не захлебывается своими слезами. Аккуратно отступаю назад, медленно сажусь на пуфик и тяну ее на себя. Садится на колени, тут же возвращаясь к своему потопу. – Маленькая, ты же знаешь, я не брошу просто так. Я и сам без тебя загнусь, понимаешь? Пожалуйста, не плачь. Я должен уехать. Обязан. Бабушке плохо, она в больнице. Отец в командировке в Европе, не может сейчас в Польшу полететь. Мне надо быть вместе с мамой, ведь всякое возможно. Да и вообще мне пора решать, что дальше. Посоветуюсь с родителями, подумаю. Я тебя не кидаю тут, просто выхода другого нет. Диан?
Приподнимает голову, но слёзы упрямо текут по щекам. Целую в одну щеку, в другую, сглатывая соленую воду, забирая себе ее боль и печаль.
Диана прислоняется лбом к моему, медленно выдыхая свою тревогу. Вижу, как пытается сдержать рыдания, как старается прийти в себя.
- Стеф… – шепчет оборванно.
- Что, мелкая?
- Как жить без тебя?
- «Потревоженные птицы взметнутся в перламутровое небо.
Как же глупо молчать об этом, ощущая себя Тебя частицей!»,* – не могу придумать ничего лучше, чем прочитать ей любимые строки.
- Маяковский?
- А кто же ещё?
- Ты хотел, чтобы я опять зарыдала? – шмыгает носом Абрамова.
- Нет, конечно, Ди. Когда любишь, слёзы близкого человека – это боль.
- Но читаешь стихи, от которых только плакать хочется.
- Ты снова прослушала весь смысл слов? – улыбаюсь, стараюсь наконец отвлечь ее от слез.
- Наверное.
- Будь внимательной, мелкая. Учись читать между строк.
- Мой организм в шоке.
- Поверь, мой тоже, – тут же даю ей понять, что тяжело не ей одной.
- Мне лучше уехать? Чтобы ты собрался?
- Странное решение. Последний вечер перед моим отъездом, правда думаешь, что отпущу?
Болезненно, но смеётся. Глаза по-прежнему печальные, но не плачет – уже прогресс.
- Все обязательно образуется, Абрамова. Слышишь? Все образуется.
- Главное сейчас, чтобы с бабушкой твоей все было хорошо. Ты прав, действительно нужно быть с мамой в такой сложной момент.
- Хорошо, что ты принимаешь мое решение.
- Как можно быть против? – пожимает плечами и опять прижимается ко мне.
И так весь вечер. Не хотим отпускать друг друга даже на секунду, даже когда еду готовим, даже когда включаем какой-то фильм фоном и садимся ужинать. И потом, когда молча лежим, а Диана вырисовывает какие-то узоры на моей ладони.
И когда люблю ее – долго, нежно, со всеми чувствами, что есть во мне, тоже боюсь отпустить ее руку, словно мир сразу провалится в кромешную тьму. И после финала ещё долго накрываю ее своим телом, как будто прячу от всего, оберегаю. Ловлю каждое движение ее пальцев по спине, каждое дыхание в районе моей щеки, учащенный пульс, что давно уже сплёлся в единый ритм с моим.
Последняя ночь в Питере, последняя рядом с ней… Да я сам свихнусь от этой мысли быстрее, чем Диана. Главное, чтобы все это не было «последним» в моей жизни.
Без неё я буду никем. Теперь я знаю точно.
* В. Маяковский «Я люблю! Потревоженные птицы...»
Диана
Утро не доброе. Стоит проснуться в этих лапищах, до боли стискивающих мои ребра в собственническом жесте, как сразу пробирает тоска – больше этого не будет.
Как долго – не знаю.
Будет ли вообще?
Он просит верить ему и ждать. Я не отказываюсь, куда мне деваться? Но сердце на части рвётся, вместо польки отплясывая какой-то бешеный хип-хоп, толкаясь в груди, словно хочет вырваться на свободу и полететь с ним.
- Можно я не поеду с тобой в аэропорт? – первое, что спрашиваю у Стефа, когда он просыпается.
- У тебя сегодня есть что-то в универе?
- Да, консультация к экзамену.
- Тогда туда и езжай. Тебе незачем быть в аэропорту со мной, только переживать начнёшь ещё больше.
- Не станешь обижаться?
Он едва заметно улыбается.
- Нет, мелкая. Знаешь, мне самому надо собраться с мыслями. Сейчас я здесь, с тобой, а вечером все уже будет по-другому.
И у меня вечером все будет по-другому. Пусто. Без него.
Через час я готова уезжать. Одетая, обутая стою в дверях. Стеф в каких-то нескольких сантиметрах от меня, держит за руку и молчит.
- Абрамова, мелкая, я только об одном прошу. Не накручивай себя, пока я буду далеко.
- А как это сделать?
- Верить мне. Ты же веришь?
- Да, – говорю так, чтобы саму себя убедить, не то что его.
- Вызвать тебе такси? – предлагает Новаковский. Даже в этой ситуации он не перестаёт заботиться, и я грустной улыбкой встречаю это предложение.
- Я на метро.
- Проводить?
- Давай не будем оттягивать момент прощания. И так тяжело. Лучше сейчас.
- Я понимаю, Ди, – на этих словах приближается и аккуратно, легко обнимает, целует в лоб, а затем наклоняется к лицу и целует уже по-взрослому, сильно и с напором. От такого ноги подкашиваются, и я предпочитаю прислониться спиной к двери.
