Книга Одиссей Фокс - Антон Карелин

— Как тебя могли выкинуть из корпорации? — спросил Фокс. — Ты же настоящий профессионал.

Фазиль вздохнул.

— Я был слишком лоялен, — ответил он.

*

— Что, эксплуататоры хреновы, пришли смотреть, как мы горбатимся? — умная корзинка не преминула подколоть хозяев. Она и её подруги трудились в масле торца (не скажешь же «в поте лица»), развозя и сортируя горы продуктов, которые вчера приземлились в «Мусорог».

— Слушай, как тебя зовут? — спросил Фокс. — А то всё тележка да корзинка. Давай знакомиться.

— Наш небожитель снизошёл до рабочего класса? Ну, если тебе интересно, расскажу. Официальных имён у нас никогда не было: вы, жадные мешки с костями, поскупились даже на это!

Корзинки не были по-настоящему разумными существами, они лишь искусно имитировали личность, создавали видимость разума. Но даже искусственный разум хочет как-то себя ощущать, поэтому каждая корзинка придумала себе образ личности.

— Я Бекки, и я тележко-человек. Мы все выбрали себе расу: вон там тележко-мелкарианец Блоп, а слева тележко-геранец Несокрушимый. Он слегка погнутый, потому что изображает геранца и иногда пытается сокрушать всё вокруг, ну, сам понимаешь, чем это кончается.

— А кто в углу?

— Это просто тележка, она гордится своей натуральной идентификацией. От имени отказалась и отзывается на серийный номер USS-EN1ER417E.

У бытовой утвари, прожившей несколько десятков лет, формировалась своя замкнутая культура.

— Хорошо, тогда мы будем звать тебя Бекки, — серьёзно сказал Фокс.

— Если точнее, Бекки-Виктория Гугу’Бламсфильд, герцогиня Требунская! — железным тоном пропечатала тележка. — Наследница Требунской бизнес-империи, могу не работать, и работаю только из любви к своему делу. Вот так.

— Герцогиня Бекки, как ваши успехи?

— Уже почти всё раскопали и развезли, дружок.

У каждой магазинной тележки есть гибкие щупохваты, которыми она расставляет товары по полкам. Они и здесь пригодились: тележки раскидали вскрытые и повреждённые продукты по камерам утилизации, а пригодные перевезли в складской отсек № 3. Туда, где высилась гора древнего мусора, которая досталась Фоксу по наследству от прежних хозяев баржи.

Тележки разворотили мусорную гору, надёргали оттуда металлолома и смастерили из него подобие магазинных полок. Говорят, что каждый кабан ищет родное болотце — видимо, на умные вещи эта пословица так же распространяется. И вот во владении Фокса появился собственный космаркет с рядами разнообразных товаров! Хочешь, бери с полок и кушай, или оставь как музей, а хочешь — устрой гаражную распродажу.

Тележки всё отмыли и выровняли, после чего в складском отсеке № 3 образовался совершенно уникальный пейзаж: пёстрый магазин из металлолома у подножия мусорной горы, внутри огромного отсека-склада в недрах старой мусорной баржи, когда-то принадлежавшей разумным паучкам. У входа в космаркет стояла вывеска с названием: «Королевство Фокса».

— Потрясно! — Одиссей едва не прослезился. — Минутку, а что там за нора?

За магазином темнела брешь, ведущая вглубь горы. Странная форма, неприятная глазу, то ли искажённый овал, то ли пожёванный, сдавленный круг: в ней угадывалась ощеренная, но смазанная пасть. Спрессованный металлолом вокруг дыры покоробился, он словно склеился, оплавился или сросся рваными слоями. Как будто из бреши что-то извергалось, а потом застыло, измятое и чужое, нечеловеческое, от неё расходились кривые волны. Какой же мерзкий взбугренный узор, как неприятно смотреть, чем больше смотришь, тем труднее перестать видеть этот… Одиссею вдруг стало нехорошо.

Дурнота подскочила к горлу, раздулась изнутри, в глазах потемнело. Краем глаза Фокс заметил, что Фазиль побледнел, его шерсть резко распушилась, вставая дыбом, а хвост смотался в кольцо. Луур зажал руками рот, уши и нос, и медленно отступал назад, дрожа. То же самое помимо воли делал Одиссей! Ноги тряслись и, едва сгибаясь, переступали назад, дальше от тёмного жерла. Человек и луур одновременно охнули и отвернулись, закрывая лица руками.

— Что это такое? — выдохнул детектив, чувствуя, как весь покрылся испариной, сверху донизу, всё тело.

— Н-не з-знаю, — заикаясь, пробормотал луур, тоже блестящий от пота. — Что-то… ужасное!

Одиссей не мог заставить себя посмотреть на брешь, он старался повернуться назад и рассмотреть её снова, но внутри всё отчаянно сопротивлялось, каждая клеточка отказывала ему, не желая снова увидеть эту отвратительно вздувшуюся пасть. Однако при этом разум беспрерывно ощущал её, осознавал, что она там, за спиной. На мгновение Одиссей стал первобытным человеком, который стоял спиной к страшной пещере, оттуда шелестел нечеловеческий звук раскрывающейся пасти, а он не мог ни обернуться, ни бежать. Оплавленное жерло смотрело на него, медленно, невесомо вдыхая Одиссея, затягивая его внутрь.

— Да что это?! — выкрикнул Фокс, сгибаясь, не в силах продохнуть.

Ноги подогнулись, и он упал на колени.

— Бежим, — заскулил луур, — бежим!..

Но сам не двинулся с места, лишь сжался на корточках, обхватив себя четырьмя руками, и часто дышал.

— Вы что, ошалели? — недоумённо спросила Бекки.

— Дыра, — выдохнул Одиссей, — дыра…

— Ну? Мы дёргали из горы рельсы да панели, там слегка обвалилось и открылся этот проход. Мы там ещё не разбирали, и внутрь не проедешь, всё неровное. Да что с вами такое, живые существа?

— Заткни её! — крикнул Фокс. — Закрой!

Каждую секунду перед его закрытыми глазами вставала оплавленная, кричащая пасть. Он не мог перестать видеть её.

— Да пожалуйста, — пробормотала корзинка. — Вот чокнутый.

Она развернулась и поехала к жерлу, в скомканную сплавленную пасть, которая медленно и неслышно вдыхала их всех.

Луур скулил на полу, сжавшись калачиком, Одиссей из последних сил сохранял полулежачую позу, остатки разума кричали ему: «Вставай! Поднимайся! Держись!», потому что если ты упадёшь на пол, если потеряешь подвижность, ты умрёшь.

— Подруги, шевелитесь, — донёсся раздражённый голос Бекки, её хрипловатые старые динамики казались такими живыми. — Берём листы и закрываем эту штуку, у хозяев приступ паники. Куда ты, Несокрушимый, опять ты толкаешься мимо, да что с тобой такое, зачем ты упал? Блоп, заезжай справа, прикрой эту… Блоп! Алло, ты меня слышишь? Куда ты крутишься, зачем ты лезешь в дыру? Там не проедешь, кисель ты мелкарианский, там же неровно, Блоп… Почему так холодно? А куда делись сигналы?

Сзади пришёл отвратительный, чавкающий скрежет, переходящий в протяжный жидкий всхлип, волна нестройных звуков накатила оттуда, проникая в уши и в нервы, булькая прямо в теле Одиссея, как будто внутренности становились жидкими. Он обхватил себя руками, скрючился и закричал, содрогаясь на полу.

— Блоооооп! — судорожно захрипела Бекки. — Что с тобой… скрученный… жижа… мрак. Колебания. Кривая. Обрыв. Я не буду…