Книга Диктатура пролетариата - Олаф Брок

Тем интереснее наблюдать Россию в этот исторический момент. Тем интереснее прислушиваться к людской молве и разговорам в разных частях Петербурга. Пытаясь прочувствовать ситуацию во всей ее многогранности, можно со временем прийти к целостному ее пониманию. Кроме того – и это еще более ценно – в беседах можно услышать рассуждения образованных жителей России об их родине, внутриполитической ситуации, жизни первых лиц страны; по разговорам можно понять и изучить желания и политические требования образованных кругов.

Об этом я напишу в последующих заметках.

II. 29.05.1902. Мосальск, Калужская губерния, 19 мая. Город слухов

В Петербурге я пробыл недолго. Но если бы я изложил здесь все политические слухи, которые мне довелось узнать за мое короткое пребывание, то и у издателей, и у читателей «Афтенпостен» кончилось бы терпение.

Только что убили Сипягина. О произошедшем шептались по всем углам. Когда случались подобные «большие» события – покушение на Победоносцева, убийство Боголепова и т. д. – правительство немедленно сообщало факты: имя убийцы и детали происшествия, но на этот раз, по-видимому, из-за всеобщего смятения, власти забыли о том невероятном интересе, с которым русские сейчас относятся к политическим происшествиям. Об убийстве Сипягина даже не сообщили в прессу.

И эта – вероятно, совершенно случайная, – недомолвка только подтолкнула к самым невероятным домыслам. Кто был этот нераскрытый убийца? Узнали, что это один из многочисленных пострадавших от рук убитого, исключенный из университета студент по фамилии Балмашев. Он изменил внешность и, проявив отчаянную смелость и изобретательность, сумел перехитрить тупой штаб служащих и ассистентов Министерства. Но и такое объяснение показалась народу недостаточно сенсационным. В новых версиях событий народ зашел дальше: Балмашеву приписывали то адъютантский чин, то графский титул. Поскольку в Петербурге, как и в ряде других городов, было объявлено военное положение, убийца предстал перед военным трибуналом. Но и этими сведениями народ не удовольствовался. Кто-то сообщил, что молодой студент совершил преступление за несколько дней до совершеннолетия. Этот факт не позволил бы судить его по всей строгости, как правительству того хотелось. Поэтому его судили военным трибуналом. Опираясь на определенные наблюдения, некоторые пришли к выводу, что юношу подвергли суровым пыткам, хотя более подробных фактов добиться не удалось. Не стоит и говорить, что люди с нетерпением ждали продолжения этой истории. Оно не заставило себя ждать: прошел слух о том, что все министры, не разделяющие либеральных взглядов, получили письма с угрозами. Скорее всего, информация имеет под собой правдивое основание.

Короче говоря, воздух буквально кишел слухами, сплетнями и домыслами, которые не только противоречили друг другу, но и шли вразрез с любой вероятностью, и молва разносила их дальше, пока пару дней назад не вышло официальное коммюнике, сообщающее, что Балмашев был приговорен трибуналом к повешению, его кассационная жалоба была отклонена и приговор был приведен в исполнение. Но помимо слухов заслуживает интереса и напрашивающийся вывод о том, что народ сочувствовал убийце.

Этому выводу я нашел подтверждение везде по стране, где я только ни побывал. Весть об убийстве Сипягина была воспринята с радостью всеми, за исключением разве что его сослуживцев из Генштаба или подчиненных, получивших благодаря его протекции продвижение по карьерной лестнице. Повсеместно можно заметить молчаливое ликование – как будто после освобождения от тяжкого груза. Возникает странное впечатление, когда видишь, как правительственного чиновника провожают в последний путь без видимой скорби, без должного траура, и это заметно даже иностранцу.

Возглавляемое Сипягиным правительство ознаменовало апофеоз полицейской власти везде, куда ему только удалось запустить свои лапы. Имя Сипягина не только ассоциировалось со строгим контролем и цензурой, но и стало синонимом образа действий в высшей степени недостойного современного государственного мужа. Согласно сведениям, в которых я не имею оснований сомневаться, он не считал зазорным прибегать к услугам агентов-провокаторов для обнаружения враждебно настроенных к нему студентов. С помощью своих осведомителей Сипягин лишил будущего множество молодых людей страны. Неудивительно, что даже высшие чины втайне радовались свершившемуся возмездию.

* * *

Финский вопрос

Множество слухов и разговоров о Сипягине получили еще больший размах и касаются не только личности убитого. Но к ним я вернусь в дальнейших заметках. Есть еще один вопрос, и он более близок каждому неравнодушному скандинаву – особенно когда проезжаешь через Финляндию: что говорят слухи и разговоры в имперской столице о политике России по отношению к финскому народу?

* * *

В чем я не сомневаюсь после пребывания в Петербурге и еще сильнее уверился, послушав разговоры в других регионах России, это то, что все действительно либерально настроенные русские сочувствуют финнам и недовольны политикой государства по отношению к Финляндии. При этом причины недовольства различны. Радикала не интересуют взаимоотношения финнов и русских – его крайне возмущает любое отклонение от политического курса, направленного на достижение конституционных свобод.

Напротив, менее радикально настроенный гражданин, который наряду с правами и свободами личности принимает во внимание и необходимость сопротивления «подлым» и «злым» элементам населения, в какой-то степени разделяет политику, направленную на сближение частей государства и уравнение прав подданных – тем не менее считает, что русское правительство пошло в корне неверным путем. Вместо того, чтобы разрушать в Финляндии все то хорошее, чего нет в России, долгом правительства было бы постепенно добиться одинаково высокого материального уровня для всех уголков империи. А получилось так, по мнению русской интеллигенции, что власти лишь хотят лишить Финляндию всех ее благ.

Повторю: в среде образованных, свободомыслящих русских я слышал только одно общее мнение по финскому вопросу. И, исходя из мимолетного впечатления, в последнее время это мнение еще более укрепилось. Еще несколько лет назад неприязнь к финнам проскальзывала даже в отзывах признанных либералов, – по их мнению, те слишком далеко зашли в своей русофобии, переступив грань между ребяческой дерзостью и непростительным оскорблением, хотя ни сама современная Финляндия, ни царская политика по отношению к ней, ни настроения в просвещенных кругах не давали к тому достаточного повода. Сейчас даже те русские, кто считает необходимым заострить внимание на некоторых ошибках Финляндии, не скрывают, что их сочувствие полностью на стороне финнов. Однако все отмечают, что при сегодняшней ситуации в стране такое настроение, к сожалению, вряд ли сможет как-то повлиять на решения правительства.

Эти взгляды, однако, разделяют и в высших правительственных кругах, правда, пока они сосуществуют наряду с реакционными воззрениями. Нет повода в этом сомневаться. Если подумать о том, насколько в действительности изменчивыми и непоследовательными были внутриполитические решения русского правительства за последние годы, то тем заметнее проступает контраст с твердым и постоянным курсом по отношению к Финляндии. Создается впечатление, что ни одно либеральное веяние не способно повлиять на взгляды императора.