Книга Сыщик, ищи вора! Или самые знаменитые разбойники России - Александр Бушков

Одна беда: среди достоинств Орлова никогда не числилось большого ума. Как ни пыталась Екатерина пристроить любимца к серьезным государственным делам, толку не выходило. Заняв посты генерал-фельдцехмейстера и генерал-директора над фортификациями (начальника инженерных войск), Григорий проявил себя главным образом тем, что с очаровательным простодушием дочиста разграбил казну обоих ведомств – ну, сошло с рук, конечно… Отправленный однажды Екатериной на серьезнейшие русско-турецкие переговоры после очередной войны, Орлов высочайшего доверия опять-таки не оправдал: по воспоминаниям современников, понес такую чушь, что остальным членам делегации пришлось его унимать.

Его парадный камзол стоил миллион рублей, поскольку был сплошь расшит бриллиантами. Их тогдашняя цена прекрасно известна. Так что количество камней подсчитать приблизительно можно: либо, самое малое, тысяча крупных, каратов в десять, либо гораздо больше тех, что поменьше.

В конце концов Екатерина его отставила от всех постов, отлучила от постели и недвусмысленно приказала при дворе не появляться. Правда, в утешение еще долгое время продолжала жаловать деньгами, имениями и титулами: за участие в перевороте он стал графом, а после почетной отставки – и князем. Через несколько лет был отправлен практически в ссылку в Ревель, где изрядно самодурствовал: например, награждал орденами Российской империи, на что имела право только императрица (Екатерина, наверняка скорбно вздыхая, эти награждения все же утверждала).

Был замечен в шалостях с казенными деньгами и его брат Алексей – правда, во взятках оба брата не замечены (им в этом попросту не было нужды, и без того на деньги, имения и награды пожаловаться не могли).

А уж пришедший им на смену Григорий Александрыч Потемкин – это, господа мои, поэма в прозе!

Казнокрадствовал прямо-таки феерически, с размахом, который до него многим и не снился…

На очередную войну с Турцией ему выделили 55 миллионов рублей. Последующая ревизия обнаружила полное отсутствие надлежащей отчетности. Касательно 41 миллиона имелись какие-никакие, но бумаги, позволявшие судить, что деньги пошли на дело. Еще на 9 были расписки, но изрядную часть субъектов, их подписавших, найти и идентифицировать так и не удалось. Как пишется в наше время, «неустановленные следствием лица». Еще миллион выдан на сторону по запискам секретаря Потемкина В. С. Попова, но тот тянул с объяснениями долгие годы, так что в конце концов императрица махнула рукой и велела «снять вопросы». Наконец, четыре миллиона испарились неведомо куда. На вопросы об их судьбе Потемкин, в точности как впоследствии Ельцин на вопрос о судьбе бесследно исчезнувшего немалого валютного кредита из-за границы, пожимал плечами:

– А черт их знает, куда делись…

Кроме шалостей с казенными средствами, Потемкин часто брал в долг – и у казны (на общую сумму в три с половиной миллиона рублей), и у известного банкира Сутерланда – семьсот тысяч. Ни казна, ни банкир возврата денег так и не дождались…

После завоевания Крыма Потемкин, ставший к тому времени помимо прочего светлейшим князем, обнаружил, что там немало соляных залежей, где соль можно буквально грести лопатой со дна высохших озер. Быстро получил разрешение взять эти места в аренду, а поскольку, видимо, не чувствовал в себе особенных способностей к предпринимательству, тут же перепродал аренду купцам за 300 000 рублей.

Брал продажу водки (винные откупа) в разных губерниях – в отличие от некоторых, не на подставных лиц, а на свое имя. И тут же сдавал их в аренду.

Главному своему поверенному в водочных делах Шемякину Потемкин продал свой Аничков дворец, подаренный Екатериной. А потом начал у императрицы же просить дворец назад. Та пошла навстречу, Аничков дворец у Шемякина выкупили за счет казны и отдали Потемкину.

Иные его комбинации не лишены изящества. По совету своего управителя, светлейший в свое время купил санкт-петербургский стекольный завод. А чтобы получить побольше прибыли, велел через надежных людей распустить слух, будто собирается ради устранения конкуренции протолкнуть у императрицы указ о полном запрете ввоза стекла из-за границы. Все знали, что устроить такое (и еще не такое) Потемкин вполне способен, – а потому купцы поверили и встали в длиннющую очередь, раскупили всю «готовую продукцию» потемкинского завода и на всякий случай заключили сделку на поставки на многие годы вперед – с немалыми авансами.

Кстати, со вторым своим дворцом, Таврическим, опять-таки подаренным Екатериной, Потемкин провернул схожую комбинацию. Казне дворец обошелся «под ключ» в 600 000 рублей (строительство, меблировка, украшение). Когда возникла очередная нужда в деньгах (их фаворит мотал, не считая, плохо уже разбирая, где его средства, а где казенные), Потемкин уговорил императрицу купить дворец в казну за те же шестьсот тысяч. А через пару лет получил и его в подарок.

Рассказывают о записке Потемкина в казначейство с требованием выдать денег, составленной крайне лаконично: «Дать, е… мать!» (И ведь наверняка дали.) И о его расписке: «Получил два мешка денег». Некоторые историки не склонны считать это очередным историческим анекдотом…

В свое время лишился владений, города Кричева с прилегающими землями, польский магнат Мнишек (потомок того самого Мнишка, отца Марины Мнишек). Теперь эти места в Беларуси, а в те времена принадлежали Речи Посполитой и после ее раздела оказались в России. Мнишек, в отличие от многих других «братьев по классу», присягать Екатерине отказался, за что и был лишен земель, подаренных императрицей Потемкину.

Город обладал самоуправлением (знаменитое «магдебургское право»), а его жителями были люди свободные. Не склонный играть в демократию, Потемкин быстренько город самоуправления лишил, а жителей перевел в крепостные (что по тогдашним временам было уже чересчур, подобная практика имела место лишь при Петре I). Жители подали в суд, и тяжба затянулась на восемнадцать лет. Чем она закончилась, мне, увы, неизвестно.

На казну Потемкин переложил и все расходы по содержанию своего стола (800 рублей ежедневно). А поесть тогда умели и любили, я бы и сам не отказался отведать голубятину с раками, окуней с ветчиной.

Потемкину все сходило с рук не только потому, что он был фаворитом императрицы. Такие уж стояли времена – многим все сходило с рук. Взять хотя бы обер-прокурора Сената Глебова. Еще при Елизавете он решил, в точности как современные рейдеры, захапать винокурни в Иркутской провинции. Купцы, которым они принадлежали, не хотели, понятно, задарма расставаться со столь выгодным бизнесом и попытались искать правду по инстанциям. Тогда Глебов отправил туда следователя Крылова, а тот быстренько заставил купцов признаться в расхищении 150 000 рублей казенных денег – как позже установили, натуральными пытками. Винокурни отобрали, вдобавок Глебов, уже с особым цинизмом, обязал купцов внести в казну расхищенные якобы средства, выплатить лично ему 30 000 рублей, его домочадцам преподнести подарки, а в завершение всего… выразить Сенату благодарность за «справедливое следствие». Став при Петре III генерал-прокурором, распоясался вовсе. Проведенное при Екатерине расследование, кроме иркутской истории, выяснило о Глебове еще много интересного. Финал? Глебова уволили со службы с запрещением занимать впредь какие бы то ни было чиновничьи должности, однако вместе с тем присвоили звание генерал-поручика. Касательно Крылова вышел указ, которым предписывалось бить его на месте преступления, в Иркутске, кнутом, а потом навечно сослать в каторжные работы. Однако указ не был исполнен ни в одной букве. Такие уж стояли времена.