Книга Незнакомец - Евгения Стасина

Боится. То ли потенциального кандидата на роль моего убийцы, то ли уж слишком разошедшегося благодетеля. Касаюсь её плеча, одними глазами призывая к спокойствию, и, кивнув Волкову на неприметную дверь, уверенно следую в кабинет.

Он молчит, послушно вышагивая следом, а я морщусь от скрипа дверных петель, заглушивших тяжёлые шаги. Мгновение – и кроме нас никого. Из звуков лишь тарахтящий как трактор Сашин компьютер, да моё гулко бьющееся в груди сердце. Подсказать что-то пытается или до сих пор борется с разумом, не желая лишаться товарища детства? Чёрт знает…

– Ну, ладно, переусердствовал, да? Просто другого выхода я для неё не вижу: переделываем эту столовку в кулинарию и дружно молимся, чтобы её заклинательница воздушных бисквитов ничего не напортачила. Ты, вообще, представляешь, как тяжело будет найти хорошего повара? – я молчу, а Артур, философски качнув головой, садится в кресло директора. – То-то же. Может уйти не один месяц, Глеб. Или и того больше. Так что пусть налегают на пироги. Оставим в меню несколько салатов, заменим шашлык на котлеты и станем торговать навынос. Люди любят домашнюю выпечку и в большинстве своём просто терпеть не могут возиться с тестом… Ты, вообще, как здесь оказался?

Только очнулся? Подбирается, подаваясь вперёд, устраивает локти на разбросанных по столу документах, и, пристально зыркнув на мою мятую рубашку,  присвистывает:

– Твою мать… Да ты дома не ночевал!

Есть смысл отпираться? Морда у меня помятая, щетина двухдневная, одежда вчерашняя. На мне до сих пор тот чёртов костюм, который я напялил, желая произвести должное впечатление на вечно что-то жующего юриста. Напялил, а обернулось всё иначе – под впечатлением остался я и уверенностью от меня даже не пахло.

– Не ночевал, – потому и признаюсь без всяких увиливаний. Да и смысла отпираться нет – в случае чего, прикрывать меня придётся ему. –  Если Марина спросит, скажи, что мы вчера перебрали.

Она же может спросить? Знакомы они давно, в доме у нас он бывал нередко. Чёрт, да он, если верить семейному фотоальбому, на нашей свадьбе свидетелем был! Много кем был – братом, товарищем, деловым партнёром, а через пару минут, возможно, этими снимками можно будет печку топить.

Лениво прокручиваю набитый ручками органайзер, и, не давая ему возможности задать напрашивающийся вопрос, какого чёрта меня принесло в этот город, в наступление перехожу:

– Сегодня отца выписывают, мать стол накрывает. Не хочешь со мной прокатиться?

Он парень совестливый, всегда таким был, а значит, и отказаться не должен. Не должен, если Саша права и мы давно решили проблему с продажей моей доли. Повздорили, возможно, разругались в пух и прах, а как остыли, оба на мировую пошли… Почему нет? Я много вспомнить ещё не успел. Только, похоже, в этом случае и вспоминать нечего… Ведь Волков заметно напрягается, напрасно цепляя на лицо улыбку, и уже вовсю головой мотает:

– Не могу. Сам видишь, я на себя смелость взял немного выйти за рамки. Саша, конечно, упрямая, но теперь не отвертится уже: стены перекрасят, стойку демонтируют, через несколько дней завезут оборудование. А значит, контролировать нужно. Ты разве не этого хотел?

Вряд ли. Не думал, что Волков зайдёт так далеко… А теперь паршиво оттого, что он так старается: трудится так, словно пытается мне долг вернуть. За ворованное прошлое, за жизнь, которую едва не оборвал…

– Да ладно тебе, я думал, для тебя это важно. Девчонке помочь...

– Важно, – перебиваю, вырубая допотопный компьютер, от рёва которого виски начинают пульсировать, но так и не успев насладиться долгожданной тишиной, прямо в лоб спрашиваю. – Для меня важно, Артур. А вот почему это так важно для тебя?

Мог ещё три дня назад уехать. Вернуться к любимой работе, продолжать делать вид, что мы с ним на короткой ноге. Что ещё сильнее сплотившее нас общее дело, сейчас не развело нас по разные стороны баррикад – я на коне, а он зол как чёрт, ведь других перспектив для себя не видит. Ничего не видит, кроме одной-единственной цели…

– Отблагодарить хочу! Да ты чего? Ты же друг мой! – выдаёт вполне искренне и по плечу меня хлопает. – Чёрт, да у нас всегда так было: если берёмся друг другу помочь, выкладываемся на полную. Почему сейчас должно быть иначе?

– Потому что ты меня чуть не убил – крутиться на языке, но ни звука из горла не вылетает. Лишь глупая улыбка, способная обмануть кого угодно, кроме меня самого, растягивает губы, так и не касаясь глаз:

– Как знаешь. Хотя мои были бы рады тебя увидеть. Тем более в Рождество – ты ведь все праздники с нами проводишь. Не хочу, чтобы мать решила, что я изо своей амнезии от всего мира отгородился. Не передумаешь?

– Не могу, – он, сам того не замечая,  краснеет, дёргая верхнюю пуговицу своей рубашки, а я на спинку стула откидываюсь, сжимая в кулаке подхваченный со стола карандаш. Он щёлкает, переламываясь надвое, а Волков, будто не замечая перемен в моём настроении, беззаботно на дверь кивает:

– Лучше волонтёру свою возьми. Твой отец наверняка мечтает поблагодарить её лично. Да и ей не мешало бы развеяться, а то, чего доброго, нервный срыв заработает. Атмосфера тут та ещё.

Друг встаёт, хлопая себя по карманам, в поиске зажигалки, а я чёртов карандаш в урну бросаю.

Саша

Не знаю, о чём они говорят, захватив нашу коморку на добрые полчаса, но, положа руку на сердце, подслушивать желанием я не горю. В отличие от Юльки, что, не слишком-то стесняясь нашего с Сенькой присутствия, приросла ухом к двери в попытке разведать чужие тайны, и уже раз пятнадцать махнула рукой, призывая нас к тишине. Глупая. Знала бы, какие мысли скрываются в голове Глеба Ковалевского, наверняка бы бросила эту затею…

Мне жаль моего Незнакомца. Возможно, это не лучшее чувство, сейчас заглушающее собой целый ворох других, но избавиться от него не могу. Ни вчера, когда едва не бросилась за ним вдогонку, готовая наплевать на собственные убеждения и вновь застелить диван в своей гостиной, ни сегодня, когда хмурый и явно невыспавшийся, он перешагнул порог моего кафе. И чёртовы грузчики, нанятые Волковым без моего ведома, перестали меня волновать, и даже сам Артур, к которому теперь я отношусь с настороженностью, отошёл на второй план.

 Глянула в печальные глаза и чёртова тоска вновь сжала свои пальцы на моём горле – не продохнуть теперь. Только и остаётся, что задыхаться от собственного бессилия…

К чёрту всё! Отмираю, уже всерьёз вознамерившись вклиниться в мужскую беседу, которой, кажется, не видно конца, и, недобро глянув на бармена, в ладоши хлопаю:

– Марш на своё место!

Есть хоть какой-то толк от Волкова. Мебель повысил, моего повара довёл до увольнения, стены вот-вот выкрасит в какой-то жутко унылый цвет, зато Юльку перевоспитал. Раньше мне её силой пришлось бы от косяка отрывать, а сегодня сама идёт: коробку с пола подхватывает, стопку старых газет на бар тащит. Разве что ворчит привычно, обиженно надувая и без того пухлые губы: