Книга Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау - Марек Краевский

— Ошибаешься, Маас. У нас с Анвальдтом очень много общего с езидами, а если уж конкретно, то после того, что мы пережили, мы верим в силу фатума, — Мок открыл окно и всматривался в огромную неоновую рекламу сигарет «Кэмел». — А ты, Маас, веришь в предопределение?

— Нет… — Маас рассмеялся, демонстрируя белоснежные зубы. — Я верю в случайность. Это благодаря ей моя ученица познакомила меня с Эркином, и благодаря все той же случайности я раскрыл, Анвальдт, твое происхождение…

— И опять ты ошибаешься, Маас. — Мок удобно уселся в кресле и раскрыл папку. — Сейчас я докажу тебе, что фатум вовсе не выдумка. Помнишь два последних пророчества Фридлендера? Первое из них в твоем переводе звучало так: arar — «разрушение», chawura — «рана», makak — «гноиться», afar — «развалины», schamajim — «небо». Это пророчество относилось ко мне. Makak — это всего-навсего моя фамилия, Мок. Пророчество исполнилось. Погиб капитан абвера, родился офицер тайной коммунистической полиции штази майор Эберхард Мок. Другое лицо, другой человек, та же фамилия. Предназначение… А теперь, Маас, взгляни на второе пророчество. Оно звучит: jeladim — «дети», akkrabbim — «скорпионы», amok — «белый», chol — «песок» или chul — «вертеться, падать». Я предполагал, что пророчество это относится к Анвальдту (jeladim по звучанию похоже на «Анвальдт»). И оно почти что исполнилось. В психиатрической больнице появился майор штази, огромный узбек, с карманами, полными скорпионов, чтобы свершить тайную миссию. Анвальдт должен был погибнуть среди белых стен (amok — белый), в комнате, в окнах которой стоят решетки (sewacha — решетка), с животом, наполненным вертящимися скорпионами (chul — вертеться). Однако я иначе интерпретировал это пророчество и изменил предопределение. Языковую экспертизу произвел Анвальдт, который за годы, проведенные в лечебнице, стал очень неплохим знатоком семитских языков. И узбек остался вместе со своими пустынными братьями в дрезденской лечебнице… — Мок медленно расхаживал по комнате, гордо выпятив грудь. — А теперь взгляни, Маас. Я и есть предопределение, судьба. И твоя тоже. Хочешь узнать мое истолкование последнего пророчества? Ну так слушай: amok — это «Маас», ну а дальше jeladim — «дети», akrabbim — «скорпионы», chul — «падать». «Дети», «скорпионы», «падать» — вот предсказание твоей смерти. — Мок стоял посреди комнаты, вознеся руки над головой. Застыв в этой позе языческого жреца, он торжественным голосом возвестил: — Я, Эберхард Мок, неумолимый фатум, я, Эберхард Мок, надвигающаяся смерть, вопрошаю тебя, сын мой, что предпочитаешь ты: упасть на улицу с этого этажа или умереть от укусов этих маленьких скорпионов, еще детей, скорпионьих детей, но уже несущих в своих жалах смертоносный яд?

Мок сделал отчетливое ударение на словах «упасть» и «скорпионьих детей». Маас не понял, о каких скорпионах идет речь, но Анвальдт раскрыл небольшой медицинский ящик. Маленькие черные скорпиончики шевелили клешнями и изгибали хвосты, пытаясь выбраться из ящика. В ушах звучал давно не слышанный им немецкий язык. Шелестел и вздрагивал глагол ausfallen — «упасть». Он двинулся к открытому окну. В темноте ночи неоновый курильщик на рекламе затягивался и ритмично пускал кольцо за кольцом.