Книга Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика - Варвара Корсарова

— У меня нет склонности к кладоискательству. Это занятие сродни мародерству, — ответил Август и кивком пригласил князя идти за собой.

Я же собралась отправиться к себе. Голова кружилась все сильнее, щеки пылали. Нужно, наконец, позавтракать и прилечь на пару часов. Столько потрясений за одни сутки и здоровяка свалят с ног. Хотелось спать — долго, неделю. Нет, лучше две.

Однако князь подхватил меня под руку и горячо заверил, что присутствие столь прекрасной девушки сделает променад особенно приятным. Полковник ничего не добавил к его словам, лишь посмотрел на меня пустым взглядом. Показалось, что он хочет поскорей отделаться от меня — как свидетельницы его слабости. И тут стало обидно до слез. Мое настроение этим утром менялось очень быстро.

— С удовольствием присоединюсь к вам, ваше сиятельство, — сказала я. — Я была в лабиринте лишь однажды. Там много удивительных скульптур и приспособлений. Надеюсь, его милость решит пригласить архитекторов и инженеров и даст этим диковинам вторую жизнь.

Я покосилась на барона, но тот отвернулся.

Какое-то время князь забавлялся тем, что расспрашивал о ремесле часовщика и сыпал комплиментами. От его болтовни в висках гудело все сильнее. К счастью, когда зашли в зеленый коридор, князь отвлекся, принялся крутить головой, причмокивать от удовольствия и издавать восторженные восклицания.

Полковник вел окружным маршрутом, чтобы показать другу как можно больше. Он уверенно находил заросшие кустами калитки, рассказывал, где прятались незаметные арки.

Я медленно брела за мужчинами. Иногда узнавала места, где побывала в первый мой день в замке Морунген, но большинство аллей, причудливых скульптур и одичавших рощиц видела впервые. Удивительно: сейчас они не вызывали во мне ни малейшего интереса. Во рту было сухо, щекам — горячо, в ногах — слабость и ломота, глаза резало от яркого света. В горле стоял царапающий комок, хотелось непрерывно сглатывать. Особенно раздражала болтовня князя. Она казалась неуместной, ее звуки — громкими и резкими.

В лабиринте этим солнечным утром было очень тихо. Ни птиц, ни белок. Слишком уж тихо. Разросшиеся кусты выглядели зловеще. В моей разгоряченной голове кипели разные пугающие фантазии, всплывали причудливые образы.

Сад и скульптуры были словно живыми и неживыми одновременно. Я содрогнулась, когда увидела огромное бревно. На одном его конце был вырезан женский торс с впалой грудью и удлиненной головой. Безгубый рот изваяния кровожадно улыбался. Другой конец бревна, извилистый и утончающийся, скульптор превратил в змеиный хвост. Хорошо, что я не наткнулась на эту даму в первый раз. Из мертвого дерева проросли гибкие побеги, на лице у женщины-змеи обосновался мох, что не добавляло ей красоты.

А вот князю изваяние понравилось. Он метался туда и сюда, от проржавевших качелей в виде птичьей клетки к осыпавшейся арке, от арки к солнечным часам, и все его радовало, все его восхищало.

Он с жаром расспрашивал полковника обо всем, что видел, но Август не мог удовлетворить его любопытства.

— Жакемаровы статуи таят в себе некую загадку, — заявил князь, вглядываясь в вазон в виде улитки, раковину которой заменял медный череп. — Хотелось бы ее разгадать.

— В библиотеке есть записи мэтра Кланца. Там должны быть нужные объяснения.

— О, читать старые записи скучно, — разочарованно протянул князь.

— Вот он, сад медных деревьев. Это фонтаны, они питаются от подземных источников. Старый мастер устроил сложную систему насосов, тоннелей и подачи воды.

— А как их включить? Восхитительное, должно быть, зрелище.

— Попробовать можно — вон вентиль — однако сомневаюсь, что выйдет толк. Фонтан не включали несколько десятков лет.

— Жаль, — огорчился князь.

Тишина сада и его запустение, наконец, подействовали и на сиятельного бодрячка. Рутард замолчал, понурился, и стал задумчиво бродить среди металлических растений. После ночного дождя на каменных постаментах скопились лужи. В чашечках соцветий и на листьях блестела влага. Я провела пальцем по металлической поверхности и обнаружила, что она не была гладкой, но словно составленной из миллиона тонких пластинок. Странный способ изготавливать скульптуры.

— Растения на постаментах похожи на надгробия, — заметил князь. — Они как памятники увядшим цветам, ушедшей красоте. Поэтично, конечно, ничего не скажешь. Почему мы ставим памятники людям, но не ставим цветам? Они этого заслуживают больше, чем иные усопшие. Но все же, пожалуй, Жакемаров сад мне не по душе. Слишком уж удручающий образ. Это страстоцвет? — поинтересовался князь и коснулся рукой медного лепестка. И тут же дернулся, ойкнул и отскочил.

Он несколько секунд потрясенно хлопал глазами, а потом, запинаясь, сказал:

— Послушай, друг, что случилось?

— Что такое? — насторожился полковник.

— Я почувствовал… не могу описать. Меня словно обожгло… как будто каждый нерв в моем теле вздрогнул от ужаса.

Он с несчастным лицом осмотрелся. Задержал взгляд на ухмыляющейся физиономии скелета, выглядывающего из зарослей, скривился при виде развалившегося приспособления, похожего на гильотину.

— Здесь… странно, — признал он, наконец. — Я чувствую что-то. Как будто на меня смотрят. Да будет тебе известно, мой друг, места, заброшенные людьми, часто становятся обителью призраков. Ведь они — тени прошлого. Тени дурных намерений и мыслей. Здесь водятся призраки?

— Слуги говорят, водятся, — флегматично ответил полковник. — Сам ни разу не видел.

— Пойдем отсюда, — князь потянул друга за рукав. — Мне надо опохмелиться. А то чудится всякое… В твоем поместье и впрямь полно мистики. Слишком много. Не води сюда гостей. Немного ужаса, пощекотать нервы — это интересно, это бодрит. Но избыток потустороннего плохо сказывается на пищеварении и портит цвет лица. Может, тебе пригласить пастора? Пусть проведет обряд изгнания всяких… нежелательных сущностей

— Эка ты хватил, — холодно заметил Август. — Стал суеверный, как старая бабка. Идем. Достану тебе бутылку лучшего вишневого ликера, промоешь мозги.

Мужчины, перебрасываясь шутками, ушли, не заметив, что я осталась одна.

Ноги решительно отказывались меня держать. Я села на мраморную скамью. В голове клубился горячечный туман. Мир виделся, как сквозь подзорную трубу, когда смотришь в нее через другой конец. Все далекое, но очень отчетливое, и переливается радугой. Внезапно стало смешно.

— Эй, призраки замка Морунген! — позвала я тихо. — Выходите. Поболтаем. Наверное, вам одиноко. Я готова составить вам компанию. Ну, как вам тут живется, бедолагам?

Сказала и улыбнулась, осознав собственную глупость. Ну какие тут призраки! Зелень, солнышко яркое… но не греет. Холодно. Очень холодно.

Меня бил озноб.

Я скинула туфли, которые вдруг показались тесными, и с удовольствием пошевелила пальцами. Поставила локти на колени, положила голову на ладони, закрыла глаза и погрузилась в блаженное забытье.