Книга Цена притворства - Снежана Черная

— Благодарность от Рамзаева. Думаю, не нужно объяснять, кто это, — прокомментировал свои действия незваный гость.

— Вынужден вас огорчить, — начал полковник.

— Знаете, мы очень не любим огорчаться. А наш начальник от этого просто в бешенстве, — перебил его мужчина.

— А что поделаешь, — флегматично пожал плечами полковник. Взяв папку, он, будто не замечая конверта на ней, сбросил тот на пол. — Задержанная Пылёва написала жалобу на моего подчинённого. Мы обязаны реагировать. Сами понимаете, перед нашей бюрократией все одинаково бессильны: и мы, и ваш «начальник».

Атмосфера в кабинете была напряжена до предела. Хватило бы крохотной искры, чтобы разгорелось пламя. Но если у обоих посетителей желваки ходуном ходили, то Александр Савельевич Попов был совершенно спокоен.

Второй гость подошёл к нему сбоку вплотную, но на фоне богатырского телосложения полковника, его жест устрашения казался скорее смешным, чем грозным.

— А вы уверены, что не пожалеете об этом решении? — прищурился его товарищ.

— Слушай, мальчик, — произнёс Попов, — я за свою жизнь больше забыл, чем ты знаешь. Я в твои годы полком в Афгане командовал и наших пленных пацанов у духов на патроны выменивал. Так что давай, попугай меня ещё. А потом забирайте-ка вы свои поганые деньги и выметайтесь отсюда. Надоели.

Ухмыльнувшись, первый молча вышел из кабинета. Второй, нагнувшись, собрал с пола банкноты и последовал за ним.

Стоило выпроводить этих гостей, как появились следующие.

— У меня приказ, подписанный министерством юстиции, о скорейшем переводе Пылёвой в Москву. Это вопрос решённый, и в ваших интересах не затягивать дело бессмысленными жалобами.

— Позвольте я сам разберусь, что в моих интересах, хорошо, молодой человек? И не надо мне тут, знаете ли, прозрачно намекать, — парировал Попов, впрочем, уже без особого энтузиазма.

— Знаете, вы ведь не меня сейчас огорчаете, а всё министерство юстиции, — никак не унимался его оппонент.

— А там уже в курсе, — усмехнулся полковник. — Бумага ушла в министерство и будет рассматриваться, вероятно, очень долго. Бюрократия, вы ведь сами понимаете.

— Простите. Мне сейчас кажется или вы нарываетесь на крупные неприятности?

— Так вы тоже решили меня попугать?

Попову это всё уже порядком надоело. Встав из-за стола, он распахнул перед гостем дверь:

— Знаете, я пуганый. Меня и не такие пытались «взять на понт», как выражаются мои подопечные. И ничего, жив-здоров, как видите, чего и вам желаю.

Насчёт последнего Попов, конечно, преувеличил. Рамзай — криминальный авторитет, след которого пытались обходить стороной, а при столкновении интересов уступать, либо, в противном случае, идти заказывать гроб — чтобы не почить в брезенте или целлофане, в местах лесистых или болотистых. Стать у него на пути – самоубийство, и полковник это прекрасно понимал. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы узреть Бестужевых и их связи в министерстве. Но и отказать Даниле полковник не мог. Послав Пылёву к нему, тот напомнил бывшему командиру, что должок за ним имеется, неоплатный.

Оставшись в одиночестве, он открыл дело Пылёвой. До пенсии всего ничего осталось, и неприятности под занавес сейчас ни к чему. Но ничего уж не поделать — где честь, там и правда. А если уходить, то с почётом, пусть даже вперёд ногами.

«Куда же тебя занесло, дитё?»

Из коридора послышался шум, глухие хлопки и суета.

 — Быстро работают, черти, — с горечью понял Попов. Но и он подготовился. Ничего, Данила, прорвёмся!

Плеснув в бокал презентованного ему коньяка, полковник выпил его залпом. Далее Александр Савельевич снял с запястья фамильные часы и отправил те в сейф, рядом с письмом для своего единственного сына.

Герметичная дверца захлопнулась одновременно с открывшейся дверью его кабинета.

— Какая же ты мразь! — полковник скептически усмехнулся, глядя на недавнего гостя, так небрежно бросившего ему на стол деньги.Направив в полковника ствол, удлинённый трубкой глушителя, тот сделал один выстрел, после чего плотно прикрыл дверь и направился в подвал, где располагался изолятор временного содержания.

* * *

Пребывая в беспокойной полудрёме, я мучилась кошмарами. Лучше бы вообще спать не ложилась. В голове мелькали обрывки картинок вчерашнего вечера, а память то и дело услужливо подкидывала новые. Вот я недоумённо смотрю на резко захлопнувшуюся дверь, сидя почему-то на полу. Только что на улице была, а теперь снова внутри. А вот жуткий хруст — звук, когда нож натыкается на кость, его ни с чем не спутать. Он  донёсся до моих ушей за секунды до резкого толчка назад. Всё случилось слишком быстро, чтобы что-то понять. Резкое движение за спиной, а падаю на пол я уже внутри, оставляя за дверью непонятный шум и дикий ужас, наподобие того адского страха, когда в моём доме развернулась настоящая бойня. Всё то же самое: глаза не видят ничего, а сердце замерло в тисках липкого ужаса. Только сейчас он возник внезапно, а из-за быстрой смены событий испугалась по-настоящему я уже в объятиях Данилы.

Потом были его руки, люк в деревянном полу, замаскированный так, что о его наличии я раньше даже не догадывалась.

— Боевые, — сказал он, вложив мне в руку знакомый «глок» и фонарик, а в карман куртки полную обойму.

«Выйдешь у поваленного дерева. На дорогу не суйся, иди параллельно и следи за метками».

«Почему ты не можешь пойти со мной?»

«Я должен их задержать, потом приду за тобой! Полковник Попов, запомнила?»

Автоматная очередь прошила стену, кто-то ломился в запертую дверь, а за окнами что-то громыхнуло в тот момент, когда мои ноги уже повисли в воздухе. Последнее, что запомнилось, — это как держусь за его руку, опускающую меня в темноту, а Даня ободряюще мне подмигивает, перед тем как крышка люка над моей головой захлопывается. Наверное, его спокойствие и собранность заставили меня поверить, что не всё так плохо. Так, мелкие неприятности. Сейчас, возвращаясь мыслями назад, я корила себя за то, что ушла без него. Потом, вспоминая, что и так собиралась уйти, я корила себя за собственную противоречивость. Ведь не любовь же это, на самом деле! Только почему-то без него мне было плохо, и дело тут не в безудержном страхе, который не отпускал ни на минуту.

Дальше подземный ход, дрожащий свет фонарика в моей руке, и вот я уже продираюсь через сухие ветки и комья земли наружу. Оцепенение сменилось решимостью во что бы то ни стало выбраться отсюда. Выбраться из этого леса, и из всех этих проблем заодно. Надоело бегать, надоело прятаться и вечно кого-то бояться. И я бежала, спотыкаясь о корни и перепрыгивая поваленные ветки. Усиливавшийся озноб разогревался скоростью, на бегу всегда теплее.

Стреляли в меня или нет, с уверенностью сказать не могу, потому что ничего не слышала и не видела, кроме мрачного тёмного леса впереди. Фонарик Даня сказал выбросить ещё под землёй, и я не осмелилась ослушаться. А ведь совсем недавно ночной лес, с его загадочными звуками, наводил панический ужас, он и был для меня декорацией к фильму ужасов. Воображение всегда рисовало жуткие картины диких хищников, затаившихся в темноте, или же неизвестных науке и здравому разуму тварей. Только жизнь – это не чёртово кино. Сейчас тёмный, дремучий лес казался мне спасением, чём-то родным и близким. Сейчас мы с ним были заодно, точнее, единым целым. Мир вокруг бешено крутился, а потом в один момент вдруг замер, подавляя мрачной тишиной, — я бежала так долго, пока звуки стрельбы не стихли, а в боку не начало нещадно колоть. Остановившись, я сжала рукоять пистолета и не спеша начала пробираться вглубь, в скудном свете луны на ощупь проверяя стволы на наличие зарубок. Повезло мне не сразу, и всё это время я стоически подавляла нарастающую панику: потеряться ночью в лесу – не самый лучший вариант.