Книга Имитатор. Книга вторая. Дважды два выстрела - Олег Рой

Арина потянула «тряпку» из коробки так осторожно, словно боялась, что платье под ее пальцами рассыплется в труху. Скомканная ткань с тихим шелестом расправилась, демонстрируя бурые засохшие пятна и потеки — ну да, подумала Арина, голова убитой девушки лежала на коленях уцелевшей.

Из складок выскользнул скомканный носовой платок… Ой, нет, не платок!

Глядя на угловатый комок, Арина не знала, смеяться ей или плакать — вот он, потерянный несчастным Андрюшкой документ об изъятии. Мятый, точно его корова жевала, но — все честь по чести, по всей форме, со всеми подписями, включая понятых. Ай да Карасик!

* * *

— Лерыч! — завопила она с порога зверевского кабинета. — Ты можешь следы крови посмотреть?

— Да я-то могу, — он крутанулся в кресле. — Только кровь — это ведь к биологам.

— Ой, я тебя умоляю! Мне же не принадлежность определять, а трасологию. То есть как будто это краска. И, кстати, я даже не знаю, может, там и не только кровь, а, к примеру, пороховые следы или какая-нибудь смазка оружейная и что там еще бывает. Пятна старые.

— Давай объект, — хмыкнул Лерыч, полюбовавшись на Аринины гримасы. — Да не стой ты над душой! — рявкнул он вдруг. — Вон чаем, что ли, займись, а то я помру во цвете лет. Не, ей-богу, у меня в животе уже тромбоны с барабанами наяривают. А ты тут приходишь — быстрее тебе. А до тебя еще десятеро таких же стремительных. Вот и позаботься об усталом эксперте.

— Я сейчас! — Арина, молниеносно включив чайник, уже натягивала куртку. — Пока закипит, как раз до лабаза сбегаю. Тебе чего — сыру, колбаски, сладенького?

— Вот это другое дело! — заулыбался криминалист. — Кефиру не забудь. Иначе я с этой работой и прочей сухомяткой скоро язву наживу. До лабаза! — фыркнул он вдруг. — Твой питерский говор меня иногда прямо умиляет. Да беги уже!

Час спустя, с сожалением отставив опустевшую кефирную бутылку и бережно спрятав в холодильник недоеденные остатки, Зверев погладил себя по животу и сообщил:

— Следов пороха или оружейной смазки я не обнаружил. Что же до пятен крови, там изрядно смазано все. Но! — он поднял палец. — Все да не все. Потеки потеками, полосы полосами, пятна пятнами, но вот брызги все равно можно различить. Сверху, видишь? Вполне характерная картина. Потом посмотришь снимки, там лучше видно, я цвета добавил. Но и тут, живьем, так сказать, вполне разборчиво.

— То есть, — торопливо перебила его Арина, — девушка в этом платье в момент выстрела стояла почти вплотную к жертве?

— Ну да.

— Интересная картинка получается. Шли они метрах в полутора-двух друг за другом. То ли первая остановилась, а вторая ее нагнала, то ли… Вообще уже ничего не понимаю, никто из свидетелей ни о какой остановке не упоминал. А ты говоришь, в момент выстрела они находились рядом.

— А сама-то девушка, ну на которой это платье было, она-то что говорит?

— А сама молчит, как рыба об лед.

— Может, покрывает кого-то?

— Может. Или смертельно боится…

— Ну… или так, — согласился Зверев. — Хотя первое вероятнее. Чего бояться-то? Типа «если укажешь на меня — убью»? Зачем убивать, если бы информация уже ушла? Ферштейн?

— Ферштейн, — уныло согласилась Арина.

Ей с самого начала категорически не нравился «посттравматический ступор», в который якобы впала оставшаяся в живых сестра. Невыносимая боль утраты? Но они не были так уж близки. Значит, остается действительно — либо страх, либо попытка кого-то защитить.

Но чтобы понять, кого девушка боится или кого защищает, сперва нужно понять, кто она есть. Потому что если она защищает, к примеру, возлюбленного, то не один же у них на двоих возлюбленный! Или, скажем, Аннетта Игоревна. Невозможно представить, чтобы ее защищала Николь. А вот Софи — очень даже запросто. Даже если, отбросив на время исчезнувение орудия убийства, предположить, что убийца — та самая сестра, что сейчас «в ступоре», это ничего не говорит о том — кто она.

Замкнутый круг получается.

Или не такой уж он и замкнутый?

* * *

Почту Арина открывала, старательно воззрившись в дальний угол потолка — чтоб не сглазить. Это было глупо, но сработало же! Список приобретателей картин Софи Аристарх Петрович все-таки прислал! Так, поглядим, кто у нас тут в пределах досягаемости? Зарубежных сразу отметаем, до Варшавы, Лондона и Дрездена далековато, не дотянешься. Тем более до — ух ты! — Бостона, Майами и Ричмонда. Ну да, американцы, говорят, любят новые имена. Но нам бы земляков, чтоб лично можно было встретиться. Земляков среди трех десятков российских коллекционеров «волшебных миров» обнаружилось аж семь человек.

Вздохнув, Арина придвинула к себе телефон.

Досягаемость господ коллекционеров оказалась относительной. Двое сбежали от подступающей зимы в более теплые края. Еще один номер хранил гробовое молчание — точнее, накатывал в ухо бесконечные длинные гудки. Еще у двоих ее скромная, в сущности, просьба вызвала приступ переходящего в ярость раздражения: какой еще следователь? не имеете права вторгаться в частную жизнь! Приходите с ордером!

С ордером! Как мило. Арине и самой нравились переводные детективы — и книжные, и киношные, английские, французские, американские, норвежские даже — но не до такой же степени, чтобы переносить «те» реалии на отечественную почву. Господи! Уж сколько раз твердили миру, что нет у нас никаких «ордеров». Есть постановления суда — на обыск и все остальное — а иногда, при срочности, бывает и без постановления, лишь бы его потом вовремя оформили. Твердили, твердили, а все не впрок. Вот вам опять — «с ордером приходите».

Идти в суд за постановлением на осмотр чьих-то художественных коллекций — с туманным, как ни крути, обоснованием — Арина разумеется, не собиралась.

К счастью, два телефона все-таки отозвались. По одному равнодушно ответили: «Ну приезжайте, если надо, только поближе к вечеру и не очень долго». По второму звонок Арины восприняли так, словно напрашивающийся на визит следователь — гость не то что обычный, а прямо-таки желанный.

Ну и на том спасибо. Двоих картиновладельцев должно было хватить. Если повезет. На что Арина очень надеялась.

Гостеприимный коллекционер оказался дамой. В списке-то покупателем трех картин Софи Бриар числился некий господин Донченко, и по телефону отвечал сочный баритон, но Арину встретила особа явно женского пола. Даже не дама — синьора: эдакая классическая итальянская мать семейства. Пышноволосая (с редко-реденькими сединками в жгучей тьме буйной шевелюры), темноглазая, поражающая персиково-смуглым румянцем и необъятным бюстом.

Впрочем, необъятным в хозяйке было все: от габаритов до гостеприимства:

— Проходите, деточка, — прогудела она дружелюбным басом (тем самым, что по телефону Арина приняла за мужской баритон), даже не взглянув на удостоверение и тут же начав потчевать гостью всем подряд: чаем, кофе, коньяком, текилой, компотом, борщом, сырниками, котлетами… в общем, чего душа пожелает.