Книга Психея - Ellen Fallen

Дом моих родителей стоит за высоким каменным забором. Трехэтажное здание, потерянное в густых зарослях деревьев. Отец не продумал момент, когда слишком часто их садил. Теперь их макушки торчали поверх забора, как в чаще леса. Зато у нас всегда была тень в самые жаркие дни лета, в отличие от соседей, которые умирали, тая под солнцем, и не знали, где укрыться.

Как только открывается багажник его шикарного автомобиля, я хватаю свою спортивную сумку и с силой захлопываю крышку. В боковом кармане нахожу ключи от дома родителей и своей квартиры, гремлю брелком и без слов двигаюсь мимо Гранта, стоящего столбом, преграждая мне дорогу.

— Не так быстро. — Жаль, что я не знакома с удушающими приемами, так бы обязательно применила. Он больше не хватает меня за рукава или плечи, просто стоит передо мной и не пропускает.

— Что еще? — Он тянет мою сумку вниз и раскрывает металлический замок практически до конца, удерживая за собачку. Луч солнца падает на содержимое, и я, нахмурившись, наклоняюсь и просовываю руку, чтобы достать…

— Ты же сказал, что избавился от него. — У меня начинает стучать в голове. — Зачем ты это сделал?

— Потому что ты никогда не получишь назад свою душу и память без него. Не соединив элементы. — Он отталкивает мою руку и закрывает замочек сумки.

— То есть все это было зря? А как же проклятие и неприятности, которые он за собой тащит? — Он вешает мне на плечо сумку, как ни в чем не бывало.

— Я тебе уже сказал, что не было никакого проклятия. Твой враг всегда рядом, и твое дело — держаться от него подальше. Насчет «зря», я был бы не против вернуться в следующий раз. Вдруг ты была бы более покладистой. — Я кривлю лицо, шевеля губами, подражая ему. Тоже мне умник.

— Можешь делать все, что хочешь. У меня свои планы на эту жизнь и брюзга, который вроде является судьбой, не входит в мои планы. Так что пока-пока. — Я иду по дорожке и нажимаю пароль на кованных дверях.

— Знаешь, у Гранта неплохие девки были. Его воспоминания, как гид по домам куртизанок. Как думаешь, мне стоит провериться? Или воспользоваться его записной книжкой? — кричит он мне в след, и я останавливаюсь в дверях, оставив маленькое расстояние перед тем, как закрыть ее.

— Осторожнее, Меллон, у тебя просыпается чувство юмора. — Закрываю дверь, получив от него довольную усмешку. Обаяние Гранта никуда не делось, если убрать всю эту мишуру и разговоры о ключе и элементах, все осталось, как и было. С разницей, что Грант не обладал этими ужасными перепадами настроения. Я даже не знаю, на чем мы остановились с Меллоном, что он будет делать дальше. Учитывая, что мы дали понять, что не нуждаемся друг в друге, и каждого из нас не устраивает позиция, в которой нам комфортно. Можно подумать, что мы разошлись по разным сторонам. То, что мы испытали в горах, будет преследовать меня всю жизнь. Вина за то, что из-за меня кто-то лишился жизни, давит еще сильнее. Я не могла сейчас мыслить рационально, точно так же не хотела принимать все произошедшее на свой счет. Всему было свое объяснение, до которого мне необходимо дорасти. Разговоры о душе, которой у меня, оказывается, нет, еще больше подталкивают меня закрыться в кабинете отца и зарыться в один из его баров для промывки мозгов элитным пойлом. Звук отъезжающей машины, и я отхожу от двери, и по мелким круглым камням каменной дорожки иду к дому. Зеленая газонная трава с автоматическими опрыскивателями, которые включаются по переменке, выглядит потрясающе. Капли воды застывают крошечными бриллиантами на тонких травинках. Солнце освещает небольшой кусок, там, где стоит деревянная беседка, свет преломляется, и получается аккуратная радуга прямо над фонтаном из опрыскивателей. В моей душе появляется это ощущение счастья, когда ты с радостью идешь в родительский дом, там, где тебя всегда поймут и любят. Гном, стоящий на краю дорожки, сдвинут со своего места, я поправляю его, — мама с ума сойдет, если не будет все стоять на своих местах.

Теплый ветерок щекочет мое лицо, прищурив один глаз, я прицеливаюсь в замочную скважину и проталкиваю ключ. Поворачиваю его в сторону, но ничего не происходит. Повторяю еще раз, сосредоточившись на щелчке. Никакой реакции, обычно мои родители убирают из замка ключ, у нас некому отрывать двери, кроме нас самих. Вытаскиваю из кофты сотовый телефон и смотрю на время. Пять тридцать утра, никто из моих не поднимется в такую рань. Поправив на плече спортивную сумку, иду вдоль дома по узкой дорожке, ведущей к заднему двору. Становлюсь напротив камеры слежения, набираю код и вставляю ключ. Несколько поворотов, и она открывается. Кухонный пол, вымытый до блеска, и мне не очень нравится то, что я вымажу его ботинками. Хотя мама ненавидит, когда я разуваюсь здесь и потом несу через весь дом обувь, особо у меня выбора нет. Ставлю сумку на пороге, снимаю ботинки и ставлю их на крохотный коврик с красивой надписью «Милый дом». Как же правильно сказано.

Холодильник издает звук ломающегося льда внутри стенок, мой желудок тут же реагирует, вынуждая оставить все на потом и утолить голод. Иду к холодильнику и открываю его, обнаружив ветчину и сыр, нарезанный тонкими ломтиками, достаю все это и ставлю на столешницу. Хлеб в упаковке мягкий, значит, мама снова делала вечернюю заявку на доставку. Вытаскиваю корочку и распределяю ингредиенты, тщательно вытираю стол после себя. Откусив с огромным аппетитом, беру ботинки и сумку, стоящие на пороге, и очень аккуратно иду в прихожую. Длинный узкий коридор, на ковре которого следы от земли. Будто кто-то прошел в ботинках с засохшей грязью. Напряженно откусываю бутерброд и скидываю сумку на пол. Непривычно закрытые двери в гостиной, хватаюсь за их ручку. Бутерброд рассыпается на пол, вымазав порог. Мои ноги подгибаются при виде моей мамы, лежащей на диване в луже собственной крови. Ее белокурые волосы стали темно-красными, впитав все в себя. Я забываю, как дышать, коленки подгибаются, пока пытаюсь совладать с собой. Прикрыв руками рот, я медленно подхожу к ней и трясущимися руками убираю локоны со спекшейся кровью с лица, ее огромные, прекрасные глаза, наполненные ужасом, раскрыты. Падаю на колени, прикладываю голову на ее грудную клетку, в каком-то оцепенении мое дрожащее дыхание, вперемешку с жуткими звуками, вырывается изнутри.

— Мамочка, — шепчу я, сама не своя, — дыши, милая.

Я не узнаю свой голос, с дрожью в руках трогаю ее окоченевшее тело без признаков жизни, все еще не веря, что это по-настоящему. Огромный порез на ее шее, с рваными краями.

— Господи. Боже. Помоги, — хриплю я, дотрагиваясь до стационарного телефона окровавленными пальцами, набираю девять-один-один. Несколько коротких гудков, женщина что-то говорит, просит объяснений, пока я повторяю раз за разом адрес дома моих родителей. — Прошу вас, — все, что я в силах сказать.

Ноги не хотят меня слушаться, я оглядываюсь, как ненормальная, по сторонам, и эта долбанная надежда, которую больше всего ненавижу, зажигает огонек в моем сердце. Шатаюсь, выхожу из гостиной, следы на ковре заканчиваются около кабинета моего отца. Приоткрытая дверь, и я кричу не своим голосом при виде еще двух трупов. Голова моего отца практически оторвана от тела, он полулежит в своем кресле, зажав в руках какие-то бумаги. Я останавливаюсь в дверях, не в силах сдвинуться. Медленно оседаю на пол, обхватив руками колени, и раскачиваюсь из стороны в сторону. Фигура, расположенная в ногах моего отца, одетая в походную кофту и джинсы, которые я купила сама в магазине, когда испортила старые. Огромная дыра в голове и рядом лежащий пистолет, — Джаред убил себя. Он убил нас всех. Шум в моей голове усиливается, голоса, разговаривающие на разных языках, прячу лицо в коленях.