Книга Принц по ГОСТу - Кристина Юраш

Я простонала, задыхаясь от смятения, чувствуя, как меня грубо целуют, придерживая мое лицо рукой, не давая мне возможности вырваться. Или у меня поднялась температура, или его губы действительно холодней льда…

— Клянись, что ничего с собой не сделаешь! — услышала я, чувствуя, как меня держат за подбородок. Мне совсем не нравился его тон. Я даже попыталась отстраниться, но меня крепко держали.

— Это — мое дело…, - я попыталась отвернуться, чувствуя, как мое лицо грубо развернули обратно. Я не могу понять, меня целуют или наказывают, потому что назвать такие поцелуи «романтикой» может только мазохист со стажем. Он целовал грубо и как-то жестоко, не давай даже права на вдох.

— Клянись, что ничего с собой не сделаешь! Повторяю второй раз! — меня крепко держали за подбородок, а я чувствовала, как слезы стекают по щекам.

— Это… — всхлипнула я, задыхаясь и закрывая глаза. — Это моя жизнь… Я делаю с ней то, что хочу… И никто… Никто… Не смеет мне приказывать…

— Ошибаешься! — я почувствовала, как чужие пальцы впиваются в мои волосы, а мое горячее от слез дыхание согревает холодные губы против моей воли. Я пыталась отстраниться, умоляла отпустить меня и не сжимать так больно, но стоило мне только попытаться высвободить руку, как ее тут же схватили и завели мне за спину. Вторую руку постигла та же участь. Меня снова держали за подбородок, пока я пыталась сделать глубокий вдох.

— Я повторяю в последний раз. Ты. Клянешься. Что. Будешь. Жить? — я чувствовала, как его пальцы больно впиваются в мою спину.

— Клянусь, — простонала я, чувствуя, как задыхаюсь. — Клянусь, что буду жить.

— Так, словно ничего не произошло! — твердили мне, а я почувствовала холодные пальцы на своих щеках. — Повторяй.

— Клянусь, что я буду жить, — скривилась я, набирая воздуха в грудь. — Словно ничего не произошло.

Через секунду меня отпустили, а потом прижали к себе, как ребенка, молча гладя по голове и по спине, успокаивая и не давая уйти. От такой нежности, становилось как-то не по себе…

— Все, — голос стал мягким и спокойным. А холодные губы поцеловали уголки моих глаз. — Прекращай плакать. Они не заслуживают того, чтобы видеть тебя в слезах. Ты вернешься в зал, как королева. Как будто ничего не произошло.

— Как… — всхлипнула я, прижавшись лбом к чужой груди. — Как королева? В простыне? Тебе — то самому не смешно?

— Кто сказал, что ты пойдешь на бал в простыне! Маски сняты. Маскарад окончен! — услышала я, а меня развернули к кровати, на которой лежало платье, от которого у меня перехватило дыхание. Роскошное, алое, расшитое драгоценностями настолько, что оно искрилось. На полу стояли туфли.

— В тон твоему ожерелью, — усмехнулся голос позади меня, пока я понимала, что такого платья я не видела ни у одной из королев на балу. Нет, платья гостей действительно были шикарными, но по сравнению с этим платьем, они казались драными наволочками. Такое чувство, что хозяин не просто подарил Добби носок, но предварительно слегка заштопал его и добавил пластмассовых бусинок.

Я обернулась, а позади никого не было. Бережно, боясь повредить красивую вышивку, вдыхая от изумления, я снимала с себя простыню, чтобы переодеться. Платье было тяжелым и роскошным! Вот это я понимаю, целая сокровищница! Я осторожно примерила туфли, расчесала волосы, заглядывая в зеркало, из которого на меня с изумлением смотрела какая-то сказочная королева.

Раздался требовательный стук в дверь.

— Вы там скоро? Осталось еще два танца! Вас срочно хотят видеть! Простолюдинке негоже заставлять королей и королев ждать! — послышался противный голос, а я подошла к двери и распахнула ее, заставив слуг отшатнуться. Медленно, чувствуя какое-то странное оцепенение, я прошла в зал. При виде меня стихла даже музыка. Чей-то бокал упал из рук.

Я молчала, глядя какими глазами смотрят на меня «заботливые родители», в один момент потерявшие дар речи. Оркестр пришел в себя раньше, поэтому выдал первые ноты. Вместо того, чтобы танцевать, все смотрели на меня. Музыка снова стихла.

— Это откуда у тебя такое платье? — послышался нервный голос. — Да как ты смеешь, простолюдинка, носить такой наряд! Чтобы какая-то простолюдинка нацепила на себя …

По залу прокатилась буря негодования. Негодовали даже слуги, расхваливая платья своих господ, уверяя, что по сравнению с их платьями, мое — половая тряпка.

— Кто дал тебе право носить платья, не подобающие твоему положению! — разразилась криками толстая королева, скривившись так, словно только что глотнула уксуса. Она швырнула мне под ноги кубок с вином.

Крича и топая ногами, они не заметили, как одна за другой стали гаснуть свечи. Огромные двери с золотыми вензелями, аккуратно прикрылись. Я видела, как по лицу Винсента поползла странная улыбка. Мадемуазель Шарман тихо рассмеялась, пряча улыбку под облетевшим веером. Арден вскинул голову, однобоко улыбаясь, Лючио кивал, пряча глаза и улыбку, а Робер прикрыл улыбку рукой. Дракон закатил глаза и скрестил руки на груди.

— Я так и знал, — послышалось со стороны преподавателей, которые смотрели на меня странным взглядом.

В абсолютной тишине и полумраке я услышала шаги. Гости оборачивались, глядя на высокую фигуру в усыпанном драгоценностями камзоле и черной кружевной маске, спокойно идущую в мою сторону.

Мне молча подали руку в черной перчатке, на которую я смотрела с изумлением, осторожно, недоверчиво положив поверх нее свою. В зале царила тишина. Я видела золотистые волосы, которые ложились на черный камзол. Даже сквозь перчатку чувствовала холод чужой руки, пока меня медленно вели в центр зала. Оркестр выдул первую режущую ноту, а потом стал медленно входить в ритм. Музыка становилась все мягче и мягче. Я растерялась… Я не умею танцевать… Я не знаю, куда девать руки и…

Мои пальцы дрожали, а их молча успокаивали в своей руке. Я сглотнула и вцепилась в чужое плечо, лихорадочно семеня ногами… А еще мне совсем не нравились эти взгляды… И платье было хоть и невероятно красивым, но таким неудобным! И туфли тоже были неудобными… И паркет скользким… И атмосфера недоброжелательной… Наверное так оправдываются футболисты, не умеющие играть в футбол… Я запаздывала, чувствуя себя бревном, которое таскают за собой по паркету… Иногда, чтобы войти в ритм, я спешила, сжимая чужую руку изо всех сил … Но потом отвлекалась и понимала, что снова опаздываю. Мои ноги меня не слушались, двигаясь слишком медленно и как-то неуклюже. Я случайно наступила на чужую ногу, но меня погладили по руке пальцами, а потом стали осторожно гладить мою талию, успокаивая … Через мгновение я почувствовала себя очень приближенной к его хозяйской персоне. Глубоко дыша, сопя от усердия и стиснув зубы, я продолжала семенить по паркету, под нежную и чертовски — грустную музыку, которую писал неизвестный композитор, вдохновленный скачками валютных рынков. Она то поднималась в игривый мажор надежды, то резко опускалась в тоскливый минор разочарования, минуя зловещие переходы, во время которых меня прижимали к себе, ведя по залу.