Книга В любви и на войне - Лиз Тренау
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А теперь давай отдадим должное нашему ужину. Гарантирую, тебе станет лучше после того, как поешь, – сказал он с милой улыбкой.
Попробовав холодные закуски, Элис обнаружила, что ей весьма понравились устрицы – и особенно сливочно-винный соус, с которым их подали. Даниэль показал ей, как использовать пустую створку, чтобы отделить оранжевую мякоть от раковины. Было в этом способе еды что-то удивительно чувственное, но девушка все равно была благодарна, что рядом поставили емкость с теплой водой с кусочком лимона, где можно было ополоснуть руки.
Ее спутник несколько раз подливал ей вино в бокал и заказал еще бутылку, когда подали основное блюдо. Восхитительно нежное мясо кролика в подливе из светлого пива стало для девушки настоящим сюрпризом. Она наблюдала, как он сосредоточился на еде, как его густые, темные волосы падают на глаза, и ей хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Он наклонился через стол и взял ее за руку.
– Я рад, что ты смогла довериться мне, – сказал он. – Нам так хорошо, так уютно вместе, правда? – Он перебирал ее пальчики, лаская чувствительную кожу между ними. От необычного ощущения у нее мурашки побежали по руке и дрожь охватила все тело. От вина кружилась голова, по телу разливалось тепло от вкусного ужина. Она устала от переживаний – и сейчас ее переполняла дерзкая беспечность.
«Бедный Сэм, у него отняли жизнь, когда ему был всего двадцать один год, и у него больше никогда не будет возможности испытать удовольствия. Ведь жизнь дается всего один раз, – подумала она. – И нужно насладиться ею в полной мере».
– Полагаю, нам скоро уже пора возвращаться. Я только заскочу к себе за чистой одеждой, – сказал он, когда они допили кофе. – Хочешь посмотреть мою квартиру? – спросил он будто невзначай.
В дамском туалете она причесалась, припудрила блестевший нос и снова нанесла слой помады. На долю секунды она краем глаза увидела рядом с собой Ллойда: он смотрел на нее снизу вверх из своего инвалидного кресла, как преданный спаниель. Каким бы красивым он ни был, он никогда не флиртовал, не был соблазнителем, и она была почти уверена, что, как и она сама, он все еще девственник. Она вспомнила их робкую возню на диване, после того как ее родители легли спать, – сотни поцелуев, тяжелое дыхание и интимные прикосновения, – но после той аварии, в которой он потерял ногу, он себе не позволял даже этих случайных вольностей, скованный своим увечьем. Ее чувства к нему никогда и близко не походили на то желание, которое она испытывала к Даниэлю: горячая волна, от которой девушка плавилась как воск, захлестывала ее с головой, у нее захватывало дыхание, и голова шла кругом.
Она отвернулась от зеркала, отгоняя от себя возникшее видение.
Руби
Руби окликнула подругу, снова постучала и прижала ухо к двери. Наконец она услышала слабый стон:
– Я еще полежу немного. Иди без меня.
По правде говоря, Руби почувствовала облегчение. Она все еще была так сердита, что не знала, как отреагирует, когда они встретятся снова. В голове все еще звучал грубый окрик Элис: «Не вмешивайся, Руби!» Что ж, уже слишком поздно, она уже вмешалась в судьбу швейцарской пары, и даже если это неправильно, она хотя бы попытается им помочь.
К тому же был еще этот Даниэль. Она все еще ощущала горечь, неприятное чувство, что ее использовали в качестве пешки в какой-то заранее спланированной игре. Хотя она лишь раз виделась с этим Даниэлем, он смутно напомнил ей того мужчину, с которым она пила в баре в тот роковой вечер: такой же смазливый, веселый и очаровательный, в присутствии которого чувствуешь себя самой красивой женщиной на свете. Руби опасалась, что для Элис это добром не кончится.
По дороге в столовую месье Вермюлен протянул ей конверт: «Для вас, мадам». Она открыла письмо и вытащила клочок бумаги, на котором была схематично нарисована какая-то карта, и в ней Руби признала центр Хоппештадта. Стрелка указывала на перекресток улиц, помеченный крестом. Детским почерком, печатными буквами рядом было нацарапано: «Встречаемся сегодня со швейцарцами в два часа дня. Фред».
Настроение тотчас подскочило вверх. «Золотое сердце» действительно оказалось высшей пробы!
Пара из Швейцарии сидела за своим обычным столом.
– Доброе утро, – поздоровалась Руби. – Надеюсь, вы хорошо спали?
Марта напряженно улыбнулась.
– Доброе утро, – ответила она по-французски. Мальчик сидел, уставившись в свою тарелку.
– У меня хорошие новости, – продолжила девушка, сопровождая свои слова жестами, словно управляла рулем автомобиля.
Глаза женщины расширились.
– Сегодня? – она опустила голос до шепота. – В Лангемарк?
Руби указала на часы на стене, подняв два пальца вверх.
– Встретимся здесь. В два часа.
Марта кивнула и что-то прошептала мальчику. Обычно хмурое лицо подростка на мгновение осветила милая застенчивая мальчишеская улыбка. Стоит помогать людям хотя бы ради того, подумала Руби, чтобы чаще видеть такую улыбку.
* * *
После завтрака она ждала Табби в вестибюле, как договорились. Он пришел всего на пять минут позже, раскрасневшийся, запыхавшийся. Кроме привычного портфеля, на плече висела небольшая холщовая сумка на ремне.
– Сегодня у меня очень плотный график, – пыхтя, объяснил он. – Мне надо уехать в одиннадцать, чтобы успеть на вечерний паром из Остенде. Так что лучше сразу отправиться в госпиталь, если ты не против.
Когда они приехали, Джимми сидел на стуле, умытый и побритый, но все еще в больничном халате.
– Вот, держи, парень, – сказал Табби, передавая ему холщовый мешок. – Мне сказали, что твою одежду даже не стоит стирать, поэтому я принес другую.
– С-с-сп… – попытался выдавить Джимми, прижимая сумку к груди.
– Только никому не говори, – театральным шепотом предупредил Табби, – а то они все тоже захотят. Там внутри еще и плитка шоколада. – На дергающемся от нервного тика лице Джимми мелькнул намек на улыбку. – Мы отправили твоей семье телеграмму. Я уверен, кто-нибудь скоро приедет.
– Ах-ах-ах… – Джимми озабоченно нахмурился.
– Прости, чуть не забыл, – Табби достал из кармана небольшой блокнот с карандашом, прикрепленным к нему коротким шнурком. Сначала Джимми с трудом удержал его, но вскоре начал писать, дрожащие руки медленно выводили буквы:
ВАЖНО. Пожалуйста, никому не говорите, что я здесь.
– Не волнуйся, мы все понимаем, – сказал Табби, положив широкую ладонь на плечо парня. – Мы предупредили твою семью никому не рассказывать.
Джимми нацарапал:
Спасибо. Хочу вернуться домой.
– Ты останешься здесь, пока кто-нибудь из твоей семьи не приедет за тобой, – успокоил его Табби. – Может быть, уже сегодня или завтра. Но я уверен, они обязательно появятся.