Книга Путешествие к Арктуру - Дэвид Линдсей

Затем один из трех колоссов вновь медленно обрел видимость. Но это была уже не статуя – это был живой человек. Из черноты проявились гигантская голова и грудь, озаренные таинственным розовым свечением, будто горная вершина в лучах восходящего солнца. Свет усилился, и Маскалл понял, что плоть человека прозрачна, а сияние исходит изнутри. Конечности видения окутывал туман.

Вскоре черты лица стали отчетливыми. Они принадлежали безбородому юноше лет двадцати и сочетали девичью красоту и отважную мужскую силу. На лице играла таинственная насмешливая улыбка. Маскалл ощутил бодрящее, загадочное возбуждение, в котором боль мешалась с восторгом; такие чувства испытывает человек, посреди зимы очнувшийся от глубокого сна и увидевший приглушенные, нежные, светящиеся краски зарождающегося рассвета. Видение улыбалось, не шевелясь, и смотрело за спину Маскалла. Тот начал дрожать – от удовольствия и других эмоций. Маскалл глядел, и его поэтическая чувствительность стала столь нервной и необъяснимой, что он не мог больше сдерживаться и разразился слезами.

Когда он вновь поднял глаза, видение почти растворилось, и несколько мгновений спустя Маскалл вновь оказался в беспросветной темноте.

Вскоре появилась вторая статуя. Она тоже ожила, однако Маскалл не мог различить деталей ее лица и тела из-за яркого света, который они источали. Этот свет, сперва бледно-золотой, разгорелся пылающим огнем, озарившим весь подземный ландшафт. Каменные выступы, скалы, коленопреклоненные Маскалл и Корпанг, две неосвещенных статуи – все это словно залили лучи солнца, и от предметов протянулись черные, четкие тени. Свет нес с собой жар – но жар необычный. Маскалл не почувствовал изменения температуры, однако его сердце расплавилось и стало по-женски мягким. Его мужские заносчивость и эгоизм неуловимо померкли; его личность будто растворилась. Осталась не свобода духа и не легкость, а страстное, почти яростное духовное ощущение жалости и тревоги. Маскалл испытал мучительное желание служить. Все это исходило из жара статуи и не имело объекта. Он взволнованно огляделся, и его взгляд упал на Корпанга. Маскалл положил ладонь ему на плечо и отвлек спутника от молитвы.

– Ты должен знать, что я чувствую, Корпанг.

Корпанг ласково улыбнулся, но промолчал.

– Меня больше не интересуют мои дела. Чем я могу тебе помочь?

– Хорошо, Маскалл, что ты столь быстро реагируешь на невидимые миры.

Стоило ему произнести эти слова, как статуя начала меркнуть, а пейзаж – погружаться во мрак. Эмоции Маскалла постепенно улеглись, но лишь оказавшись в полной темноте, он вновь обрел власть над собой. Тогда он устыдился своего мальчишеского проявления энтузиазма и скорбно подумал, что, должно быть, в его характере чего-то недостает. Он поднялся на ноги.

Как только он встал, в ярде от его уха раздался мужской голос. Не громче шепота, однако Маскалл понял, что это не Корпанг. Он прислушался – и не смог сдержать телесной дрожи.

– Маскалл, ты умрешь, – сказал невидимый человек.

– Кто говорит?

– Тебе осталось жить всего несколько часов. Не теряй времени впустую.

Маскалл ничего не мог ответить.

– Ты вел презренную жизнь, – продолжил тихий голос. – Ты действительно считаешь, что у этого могучего мира нет смысла, а жизнь – это шутка?

– Что я должен сделать?

– Раскайся в своих убийствах, не совершай новых, чти…

Голос умолк. Маскалл подождал, не раздастся ли он снова. Однако царила тишина, и говоривший, судя по всему, ушел. Необъяснимый ужас охватил Маскалла, он словно оцепенел.

Тут он увидел, как одна из статуй меркнет, как гаснет бледно-белое свечение. Раньше он и не замечал, что она светится.

Еще несколько минут спустя вернулось естественное освещение. Корпанг поднялся и, встряхнув Маскалла, вывел того из оцепенения.

Маскалл огляделся, но никого больше не увидел.

– Кому принадлежала последняя статуя? – спросил он. – Ты слышал, как я говорил?

– Я слышал твой голос, но больше ничей.

– Мне только что предсказали мою смерть, так что, полагаю, жить мне осталось недолго. Лихаллфэ пророчил то же самое.

Корпанг покачал головой.

– Ты ценишь жизнь? – спросил он.

– Очень мало. Но все равно это страшная вещь.

– Твоя смерть?

– Нет, предупреждение.

Они умолкли. Воцарилась глубокая тишина. Казалось, ни один из них не знает, что делать дальше и куда идти. Затем они услышали барабанный бой. Он был медленным, выразительным и впечатляющим, далеким и негромким, но очень отчетливым на фоне безмолвия. Он словно исходил из некой невидимой точки, располагавшейся слева от того места, где стояли путники, однако на том же каменном выступе. Сердце Маскалла заколотилось быстрее.

– Что это за звук? – спросил Корпанг, вглядываясь в полумрак.

– Это Суртур.

– И снова, кто такой Суртур?

Маскалл сжал руку Корпанга, чтобы тот умолк. Странное свечение разлилось в воздухе в той стороне, откуда слышался барабанный бой. Оно становилось сильнее и постепенно озарило весь пейзаж. Теперь они видели предметы не при свете Тире, а при этом новом свете. Теней не было.

Ноздри Корпанга раздулись, и он гордо выпрямился.

– Что это за огонь?

– Это свет Маспела.

Оба инстинктивно посмотрели на три статуи. В странном свечении те изменились. На лице каждой фигуры застыла отвратительная, жуткая маска Кристалмена.

Вскрикнув, Корпанг прикрыл глаза рукой.

– Что это может означать? – спросил он минуту спустя.

– Это должно означать, что жизнь лжива, равно как и ее создатель, одна это личность или несколько.

Корпанг снова поднял взгляд, будто человек, пытающийся смириться с ужасным зрелищем.

– Осмелимся ли мы в это поверить?

– Ты должен, – ответил Маскалл. – Ты всегда служил высшим силам – и должен поступать так и впредь. Просто выяснилось, что Тире – не высший.

Лицо Корпанга налилось грубым гневом.

– Жизнь определенно лжива. Всю свою жизнь я искал Тире, а нашел вот это.

– Тебе не в чем себя винить. Кристалмен целую вечность оттачивал свое коварство. Неудивительно, что человек не в состоянии увидеть истину, даже если намерения у него самые лучшие. Что ты решил делать?

– Похоже, барабан удаляется. Ты последуешь за ним, Маскалл?

– Да.

– Но куда это нас приведет?

– Быть может, за пределы Трела.

– Это кажется мне реальней реальности, – заметил Корпанг. – Скажи, кто такой Суртур?

– Говорят, что мир Суртура, или Маспел, – это оригинал, искаженной копией которого является этот мир. Кристалмен есть жизнь, но Суртур – это нечто иное.