Книга На златом престоле - Олег Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звенели доспехи. В солнечных лучах, пробивавшихся сквозь густую листву гигантов — дубов, переливалось харалужное оружие и шеломы. Медленно двигались возы с поклажей. Который день уже шли ловы, тешились богатырской забавой киевские и черниговские ратники. Впереди, на статных конях, оба князя — киевский Изяслав Давидович и безудельный Иван Берладник. Оба в золочёных бронях, с мечами в обшитых сафьяном ножнах. Всякого зверья полны деревские пущи. Давеча завалили огромного кабана — секача. Ловко пронзил его Изяслав Давидович своим копьём, достал до самого сердца. Хвалили ратники своего князя, славили и всегда бывшую рядом с мужем княгиню Марфу — метко стреляла она затаившихся в ветвях высоких сосен белок. Не хуже доброго охотника могла княгиня попасть рыжей летяге в глаз, не повредив ценного меха. Впрочем, лов для всех их был просто забавой. Не купцы, чай, чтоб подсчитывать грядущие барыши, не смерды, чтоб думать, как прокормиться шкурками и мясом.
Выехали дружинники на лесную поляну, решили учинить привал. Лошадей привязали к стволам деревьев, посреди поляны разводили костры, жарили на вертелах сочное кабанье мясо. Появилось вино, полился в походные оловянные чары крепкий пенистый мёд. Весельем, смехом, шутками наполнился прохладный осенний воздух.
Шумно пировал Давидович в окружении ближних своих бояр, раз за разом поднимал богатырскую чару, пил за свою сумасшедшую удачу, за успех как на ловах, так и в прочих предстоящих делах. Подвыпив изрядно, говорил, похлопывая по плечу Ивана Берладника:
— Добудем для тебя, брат, добрый стол. Токмо будь мне верен. Я тебя не брошу, не подведу.
Иван улыбался смущённо, благодарил за своё спасение. Голос у него был хриплый, не прошли даром годы сидения в суздальском порубе.
Уже поздно вечером, когда Иван прилёг отдохнуть возле вежи на кошмы, сел рядом старый друг и соратник — сотник Нечай. Как услыхал Нечай о нежданном спасении князя от лютой беды, тотчас примчал к нему с берегов голубого Дуная во главе небольшого отряда разноцветно наряженных кто во что берладников. Вольные люди на конях с саблями, в основном славяне, хотя встречались среди них и угры, и болгары, и даже печенеги, всюду теперь сопровождали Ивана — и в походах, и на ловах. Так образовалось у него под началом маленькое войско. Князь Изяслав смеялся, говорил шутливо Ивану:
— Ну вот, брат, топерича дружина у тебя своя есть.
...Нечай вёл речь тихо, едва слышно. В отблесках костра Иван видел его густо перерезанное шрамами и морщинами смуглое обветренное лицо.
— Остерёгся бы ты, княже. Княгиня Изяславова очей с тебя не сводит. Холопку присылала, да тебя тогда в тереме не было. Люб ты ей, видать. Али просто так...
— Что несёшь, Нечай?! Экую глупость городишь! — Иван поднялся на локтях. Хмеля в голове как не бывало, гневно, с прищуром смотрел он на старого приятеля.
— Эх, княже! Ты думаешь, почто тебя Давидович освободил и из-за того едва с Долгоруким покойным в прю не ввязался? Без княгини еговой тут не обошлось. Хочешь, княже, совета доброго? Брось ты Киев с его палатами золотыми. Айда на Дунай!
Тамо и воздух чище, и дышится вольней. Вот тамо и натешимся. А тут... Опасно тут, Иване. Боюсь, лихо нам будет.
Нечай тряхнул начинающими седеть густыми кудрями.
— Слушаю и дивлюсь, воевода. Когда то было, чтоб ты боялся! — недоумевающее воскликнул Иван. — Да и как мне уйти! Князь Изяслав Давидович меня, почитай, от смерти спас. Что ж я, неблагодарностью отвечу? И ко княгине его притронуться не посмею.
Нечай горестно усмехнулся.
— Гляжу, прям ты, княже. Открыта душа твоя. Вот и я ранее таким же был. Совестливым. Теперь жизнь научила. Вот тебе мой совет. Княгине Марфе не отказывай. Жёнка она хитрая, мужу найдёт что сказать. А откажешь — врага в ней лютого наживёшь. Но лучше — ушли б мы отсель.
— Хватит, один раз польстился на ласки бабьи. В поруб из-за того попал.
— Ты о княжне суздальской? То иной случай был. Оба молоды, пылки были. В том себя не кори. Ныне — инако.
— Как же я тогда князю Изяславу в глаза глядеть буду!
— А как он глядит на свою половчанку после ночи с очередной рабыней?! Оставь толковню сию, Иване!
Нечай устроился на кошмах неподалёку от Ивана. Князь-изгой промолвил, оканчивая разговор:
— Думаешь, легко мне тут, в Киеве, без удела? Да токмо ведаю: Галицкий Ярослав Берлад наш прибрать к рукам мыслит. Спит и видит вольницу нашу на корню сничтожить. Да боится он, покуда Давидович за меня стоит, рати не хочет, выжидает, змей лукавый. Вот почто я тут обретаюсь, Нечай. Буду просить, чтоб отпустил на удел какой или дал ратников. Тогда б и ушли мы с тобой в Берлад, а тамо... Да Бог весть, как оно сложится. Давай-ка спать, друже. Утро, как говорят, вечера мудренее.
...Наутро охота была продолжена. В глухой чащобе, в сосняке обнаружили ловчие матёрого бурого медведя. Как было условлено, громкими криками и шумом сорвали они лесного исполина с места, и бросился преследуемый изрыгающими неистовый лай собаками хозяин леса прямо навстречу князю Изяславу и его свите.
Хоть и ждали ярого гостя ратники, а наскочил он на них из-за дерева стремительно и внезапно. Накинулся на княжьего коня, сбил его с ног, с рёвом вцепился Давидовичу в тимовый сапог. Запутавшись в удилах, князь тщетно старался выбраться из-под крупа павшего скакуна. Гридни его обомлели от неожиданности. Не растерялся один Иван. Подхватив длинное остроконечное копьё — рогатину, встал он на пути свирепого медведя. Яростно бросился на нового противника могучий зверь, но остриё копья упёрлось ему в грудь. И чем сильнее рвался вперёд хищник, тем глубже входило оно в его плоть. Тут уже и гридни спохватились, и Давидович освободился от пут. Когда же подбежали они к Ивану, зверь уже издыхал, бился в судорогах.
— Твоя добыча, брат! — воскликнул восторженно Изяслав. — Выручил меня! Спас от когтей зверюги лютой! Туго б мне пришлось, еже б не ты!
Он обхватил за плечи и троекратно крепко расцеловал Берладника.
Вокруг собирались воины. Ивана расхваливали на все лады. У кого-то в руках уже оказалась братина с мёдом. Между усатыми лицами суровых ратников мелькнула любопытная миниатюрная мордочка княгини Марфы. Глаза, большие, как перезрелые сливы, глянули на Ивана с нескрываемым восхищением. Впрочем, Марфа тотчас скрылась за плечами Изяславовых гридней.
Иван молча, без тени улыбки смотрел на мёртвого медведя, на дымящуюся кровь. В памяти его всплывал давешний разговор с Нечаем.
«Воистину не век же мне тут сидеть и пользоваться добротой князя Изяслава. Может, упросить его, отпустил бы меня на Дунай, в самом деле? Дал бы ратников... Может, не откажет?»
Решительно отмёл Иван будоражащие ум мысли, тряхнул головой, расправил молодецкие плечи. И улыбнулся, наконец, широко и беззаботно, чем ещё сильней заставил застучать трепетное женское сердечко.
Тряслась на ухабах запряжённая широкогрудым белым тяжеловозом небольшая телега. Неприметный мужичонка в войлочной шапке, в вотоле[215] грубого валяного сукна, лениво развалившись на соломе, держал в руках поводья. То и дело озираясь по сторонам, он тихонько насвистывал скоморошью песенку. Долгая борода лопатой была всклокочена, торчала космами в разные стороны. Мужик, как мужик, ничего особенного. Немало таких ездит по дорогам Галичины. Может, мелкий купчишка возвращается домой, распродав товар в одном из соседних городков и получив кое-какой навар, или зажиточный людин[216], отвозивший на торг излишки зерна, колесит по пыльному шляху, надеясь на вырученные куны справить для жены или дочери новое платье.
