Книга Экзамен. Дивертисмент - Хулио Кортасар

СТУПАЙТЕ И СПУСКАЙТЕСЬ ВНИЗ ПО СКЛОНУ, НЕ СПЕША

– Не поймешь, – сказал Хуан, – что это: предупреждение или побуждение?

– Неплохо, – сказал Андрес. – Однако я голоден.

– И я, – сказала Клара, шмыгая носом, как маленькая. – Я готова съесть репортера и Андреса заодно…

– Ах ты, жук-богомол, – сказал Хуан. – Тебе нравится бар «Швейцарский»?

– Нет. Я мечтаю поесть в каком-нибудь элегантном месте, где для каждого найдется салфетка, как говорит Сесар Бруто. – Она ухватилась за руку Андреса, который, остановясь на углу, позволил ей опереться на него. – По сути, меня мучает жажда. Там, внутри… Но ты понимаешь, что это —

– Нет, не понимаю, но подтверждаю, – сказал Андрес. – Бедные ребята такого не заслужили.

– Кто его знает, че, – сказал Хуан, подталкивая их, чтобы они наконец-то – ну:

СТУПАЙТЕ И СПУСКАЙТЕСЬ ВНИЗ ПО СКЛОНУ

– Вот именно, – сказал репортер, вздыхая. – Да еще в такую жару.

– Я слышал раскаты грома там, на юге, если это только раскаты грома.

– Сейчас их мигом исследуют в твоей лаборатории, – сказал Хуан. – А я не очень уверен, что не заслуживаю такого. На свадьбу опоздали, и торт уже прокис.

– А я знала материал, – по-детски пробормотала Клара.

– Да не об этом же речь, старуха. Ты прекрасно понимаешь, что никому нет дела ни до каких знаний. Слушайте, давайте все пойдем в «First and Last»[90] и насосемся там, пока еще не вечер, как сказал один мой знакомый поэт. Посмотри-ка, Андрес, —

Из бара на углу вышел —

по старой привычке задрав голову (бросал вызов – кому? туману?) —

далекие взрывы, приглушенные —

вышел придавленный, как будто грязный —

быстрые огоньки – машины ехали по улице Леандро Алема —

– Профессор, – пробормотал Андрес. – Какого черта он делает в кафе в то время, как вы? Лучше, чтобы он нас не видел.

ВНИЗ ПО СКЛОНУ, НЕ СПЕША

– Не получится, – сказал Хуан. – Добрый вечер, профессор.

– Добрый вечер, юноша, – сказал профессор и медленным поклоном головы распространил свое приветствие и на Клару. Он улыбнулся половиною рта, а другая половина оставалась тяжелой и недвижной, словно из рубероида. Они увидели, что лицо у него в поту, и он вытирал ладони о брюки.

– Ну и ночь, – сказал он, внимательно поглядев на Андреса, а потом – на репортера. – Как будто в воздухе носится что-то и ты этого наглотался и —

– В воздухе пух, – сказал репортер, – и летучие грибы, которые мы у себя в редакции исследуем.

– Грибы? – спросил профессор.

– Да, тримартиносы скромникусы, – сказал репортер.

– A-а. В правительственных сообщениях…

– Посмотрите, – сказал Андрес, указывая на запад, где по облакам пластались и дрожали красноватые полосы, словно лучи прожекторов. – Этого, насколько мне известно, в правительственных сообщениях нет.

– Дело в том… – профессор хотел что-то сказать, но замолк, и им показалось, что он согнулся еще больше и уменьшился в размере. «А как же его лекции о хеттах, – подумала Клара, глядя на профессора с ненавистью. – И библиография на восьми страницах. Какой же он трус…» Профессор взял Хуана за руку, подошел к ним ближе, словно прося внимания.

– Я провел тут весь вечер, – он указал на бар «Швейцарский». – Меня ждали к семи, декан… Но мне из-за моего столика, вот он —

фасад Факультета, как на ладони, ну, конечно, надо немного нагнуться и я могу сказать вам —

«Мертвый», – подумал Андрес, —

потому что, строго говоря, —

это точно —

машина декана так и не приехала. А когда уже стемнело, да еще туман —

(и он задвигал рукою, словно разгребал в воздухе шпателем желтое вещество), —

и тогда мне стало так страшно, что —

вы – молодые и вы должны понять, что —

Хуан мягко отстранил его. Профессор собирался говорить и дальше и знаками давал понять, что они должны его выслушать, но Хуан взял Клару под руку, и они пошли вниз по склону. Андрес отстал и попросил репортера дать Хуану с Кларой уйти немного вперед, и Стелле, которая шла за ними следом, – тоже.

– Оставь их ненадолго наедине. Они так расстроены.

– Ты прав, – сказал репортер. – Знаешь, старик, это —

Профессор шел следом за ними, что-то бормоча и ломая руки. Репортер оглянулся на него.

– Постарайтесь пересмотреть свой метаболизм, – сказал он ему вежливо.

– Я… – сказал профессор, но остановился, и туман тотчас же стал разъедать его, как кислота.

Они жадно схватились за сигарету и остановились раскурить ее перед жилым домом с садиком, из которого пахнуло лугом, топтаным клевером. Не верилось, что такое может быть, и они вошли в сад, прошлись по влажным плитам. Репортер сорвал листик и сунул в рот. Курил и грыз листик. Они уже выходили из сада, когда Хуан, стоявший на углу, стал делать им знаки.

– Похож на призрак, – сказал репортер. – Че, этот туман искажает образы. Первый раз я…

Андрес прихлопнул букашку, застрявшую в волосах у репортера. Они оглянулись назад, на Реконкисту, но профессора уже не было.

– Наверное, сидит за своим столиком в «Швейцарском», – сказал репортер, – где у него весь фасад как на ладони. А машина декана, заметь —

– Хватит, прошу тебя, – сказал Андрес. – Ну вот, мы уже почти дошли до деревьев, до их тени. И не возвращайся больше к этой блевотине.

– Хуан зовет нас.

– Пошли, они уже, наверное, успокоились. Слышишь, рояль?

– На верхнем этаже, – сказал репортер, принюхиваясь к воздуху. – Как хорошо, что кто-то еще… Танго, че, надо же – «Бабочка».

Они нагнали Стеллу, которая ждала их, молчаливая и как будто немного сонная.

– Я не жалею,что тебя любил безумно, —

пропел репортер. – Танго, Андрес, а не правительственные сообщения. Я берусь написать тебе историю с тысяча девятисотого года по сегодняшний день из одних только танго.

– Наверно, занятно, – сказал Андрес, совсем его не слушавший.

– Но ты, безумная, другого полюбила, —Ты полюбила, —Я тебе прощаю все.

– Аптека «Сориа».

– Итак, всем коллективом решено отправиться в «First and Last», – говорил Хуан, прислонясь к витрине, в которой Клара разглядывала духи и пудру. – Но никакого ужина, че, только выпивка и фирменный копченый окорок.