Книга Ветряные мельницы надежды - Кэтрин Райан Хайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самое начало дня, а воздух уже теплый-теплый. Еще не жарко, но жара явно приближается. Вроде как постепенно набирает силу.
Воздух не только теплый, но и чистый.
Совсем не такой, как в городе. Вы мне глаза завяжите, уши заткните — а я все равно скажу, где нахожусь. После одного вдоха этого удивительно чистого воздуха.
Я посмотрела на ветряные мельницы и никак не могла оторвать глаз. Как я буду жить без них?
Как я буду жить без пустыни Мохаве? Оказывается, некоторые места в мире вроде татуировки, от которой уже никогда не избавиться. А я и не знала. Откуда мне знать, если я почти нигде и не бывала? Только не спрашивайте, откуда я тогда знала, что Мохаве останется со мной навсегда, как татуировка. Просто чувствовала — и все.
В татуировке этой где-то и Тони таился. Но, стоя на обочине шоссе, глядя на ветряные мельницы, вдыхая прозрачный воздух пустыни, я поняла, что Мохаве сама по себе навсегда меня изменила.
Я вытянула руку с большим пальцем вверх, и рядом тут же затормозил огромный «крайслер» шестидесятых годов с пожилым мужчиной за рулем. Я даже пожалела, что он в такую рань оказался на шоссе.
Хоть и рада была, но и пожалела тоже.
Водитель улыбнулся и поздоровался. Натали, конечно, зарылась лицом мне в шею.
— Далеко? — спросил он.
— На автобусную станцию.
Денег на автобус до Нью-Йорка у меня не было, но в кармане все еще оставалась мелочь. Я решила, что позвоню Стелле — хотя бы и за ее счет — и попрошу купить мне билет. Она может воспользоваться кредиткой Виктора. У Стеллы с Виктором денег хватает: Виктор не любитель их тратить.
Мы опустили окна — с каждой минутой становилось все жарче.
А через пару миль в открытое окно упорхнула наша драгоценная муфта. Наверное, Натали задремала и разжала пальчики. В боковое зеркальце я увидела, как она приземлилась прямо посреди дороги.
Натали немедленно залилась слезами.
— Хотите, развернемся и подберем? — спросил старик. Он мне понравился, такой славный.
— Нет, спасибо. Все в порядке.
Я еще раньше думала о том, как трудно мне будет смотреть на этот кусочек меха. То единственное, что кто-то — не я — подарил моей Натали. Напоминание о доброте Тони, который исчез из моей жизни вместе с этой прелестной муфтой.
Зато теперь проблема была решена. Хотя и не самым лучшим образом.
Как все в моей жизни.
Я проснулся на заре. Солнце еще даже не встало. И все же, я думаю, меня разбудил свет.
Я лежал на шезлонге во дворе, но уже без Марии.
Я поднялся, потянулся с удовольствием. Вошел в дом.
Вчерашнее ощущение новизны не покинуло меня. Я чувствовал, что все вокруг изменилось. Вместе со мной. И что эти перемены — уже навсегда.
Это чувство оказалось очень кстати, потому что Марии и в комнате не было.
Дверь в ванную была приоткрыта, и я позволил себе заглянуть. Нет Марии.
Я прошел к бабушкиной японской ширме, но колыбель Натали тоже была пуста.
Еще секунда — и я пошел бы искать их у бабушки, если бы случайно не глянул на кладовку. Дверцы открыты, вещи Марии исчезли. Вместе с рюкзаком. И что это значит? Я стоял и все смотрел, смотрел, пытаясь докопаться до уголка в своем мозгу, где крылся ответ. Хотя, боюсь, не очень-то я рвался найти тот уголок. К чему, если ответ очевиден. Один-единственный может быть ответ. Другого не дано. А я все стоял и смотрел.
Наконец оглянулся на диван. И знаете, даже не удивился. Должно быть, заранее знал, что меня там ждет.
Не помню, как я взял записку. Помню лишь, что сидел на диване с листочком бумаги в руках. И не спрашивайте, как долго. Ни малейшего понятия.
Она написала, что должна вернуться.
Что она вправду любит меня, но все-таки должна вернуться.
Прости, Тони.
И все.
Сколько я там просидел с запиской в руке? О чем думал? Не знаю. Не уверен даже, думал ли о чем-нибудь вообще. По-моему, мозги отключились по собственной воле, и я к этому не имел отношения. Зато я помню свою первую — после долгой пустоты — мысль: «Вряд ли Мария ушла среди ночи, скорее всего, совсем недавно, и ее, наверное, еще можно догнать».
Я выбежал на улицу. Во дворике перед домом напротив сосед поливал клумбу. Лысый мужчина лет под шестьдесят, в банном махровом халате.
— Привет, Себастьян! — крикнул он. — Мы все так рады, что ты вернулся! — И он помахал мне.
Я его впервые видел и понятия не имел, откуда он знает мое имя и с чего бы это ему радоваться моему приезду. Полагаю, весь город знал о моем возвращении, но в тот момент я совершенно отупел. Я мог думать только о Марии.
— Вы случайно не видели здесь женщину с ребенком на руках? — выпалил я, подлетев к его забору.
— А как же, видел. Минут десять назад, не больше. Дошла до перекрестка и на шоссе поймала машину.
— Поймала машину?!
— Попросила подбросить. Ну, ты знаешь: большой палец вверх — и попутка тормозит.
— Ой, ну да, конечно. Спасибо.
Я ринулся в сторону шоссе. Кто бы мне самому объяснил — почему? Потому что я потерял свою Марию. Потому что затормозившая машина могла увезти ее бог весть куда. Потому что я не мог ничего не делать. Потому что у нашей истории должен быть счастливый конец, и только я мог его сейчас изменить.
Что это за история любви без счастливого конца?
Уже на полпути к шоссе я сообразил, что не узнал у соседа, в какую сторону она уехала. Но сразу же понял, что спрашивать-то не имело смысла. На запад. В сторону автобусной станции. Добежав до шоссе, я тоже свернул на запад.
Вообще-то шоссе — это громко сказано. Здесь это всего лишь асфальтированная дорога в две полосы. Причем в такой час абсолютно пустая. Мне и в голову не пришло ждать попутки — я просто побежал прямо посреди дороги, по разделительной линии. Мили две пробежал. А то и три. Кажется, где-то в процессе я спросил сам себя — что я, собственно, делаю? Кажется. Не уверен. Но если и так, то мысль была смазанной. Некогда было думать — я бежал. Готов был бежать вечно. Затянуло во что-то такое, что трудно остановить. Пожалуй, я и не остановился бы, если б не увидел посреди дороги…
…сбитого машиной зайца или кота. Так я сначала подумал. Но когда подбежал поближе, то не увидел ни головы, ни хвоста. Посреди дороги лежал кусочек меха. Я встал прямо перед ним. Присел на корточки. И поднял с асфальта…
…муфту из меха кролика.
Я несколько минут просидел на корточках с муфтой в руках. Мягкая и пушистая, она ласкала мне ладони. Далеко-далеко вертели лопастями мельницы. Собственно, я не мог их видеть — разве что краем глаза, — но точно знал, что они есть.
