Книга Заклинательницы ветров - Робин Хобб

Легкое неудовольствие отразилось в больших серых глазах, собрало в одну точку красиво очерченные губы.

– Сегодняшний праздник имеет давнюю историю, возчик. И я не советовала бы тебе слишком надрывать жилы, ворочая тяжеленные камни посреди клокочущего моря. Повесели их, и довольно. Мы, Заклинательницы, уважаем нужды народа, желающего соблюсти ритуал. Пусть дадут выход своим мелким обидам, а потом целый год чувствуют себя чуточку счастливее. Нам ведь не жалко. Мы ведь присылаем свою представительницу на каждый Отлив, чтобы изобразить видимость сопротивления их ничтожным усилиям. Такая отдушина, возчик, здешним рыбакам только на пользу. Капризная корова не станет доиться сливками, если ее не ласкать. Так и с народа, подверженного волнениям, не соберешь той дани, которую он мог бы дать. Если слишком прижимать людей, они могут возмутиться в самый неподходящий момент. Это навредило бы и им самим, и нам тоже. И в особенности тебе, возчик. Те песни, что звучали здесь вчера, возчик, – нам отнюдь не понравилось то, что пелось. И как это пелось!

– Все сказала? – перебил Вандиен, хотя отлично знал, что она еще далеко не закончила. Ему угрожали, причем без особенных околичностей, и угроза исходила от существа, о чьем могуществе ему оставалось только гадать. Он боялся, и страх искал выхода в гневе. Кровь бросилась ему в лицо, заставив остро ощутить шрам. Нет, он не позволит так просто себя запугать. Он стиснул зубы с такой силой, что челюсти заболели. Ему очень хотелось, чтобы на улицы вышло побольше народу. Чтобы вся деревня полюбовалась на свою «милую» Заклинательницу. Но в это праздничное утро все спали допоздна. Он был один.

– Все? – засмеялась Заклинательница Ветров. – О нет. Ты заткнул мне рот, как раз когда я собиралась перейти к самому интересному. Но, поскольку ты, видно, спешишь по какому-то очень важному делу, я постараюсь покороче. Чтобы ни в коем случае тебя не задерживать… – Улыбка сползла с ее лица. – Мы знаем, кто ты такой, возчик. Мы видим, с кем ты водишься. Знай и ты: с нами шуток не шутят. Хорошо бы, ты понял, что забрался на глубину, где можно и не достать дна. Подумай! Совсем не обязательно кому-то что-то говорить. Повесели их как следует. Порадуй. А завтра отправляйся в путь, посвистывая и с попутным ветром. Никто тебя не осудит. А кое-кто даже и одобрит. Прояви мудрость, пока не поздно. И может, тем самым избавишь некоторых своих друзей от жестокого шторма…

И Заклинательница медленно повернулась прочь. Она успела пройти целых два шага, прежде чем Вандиен заново обрел дар речи:

– Заклинательница Киллиан!..

Она невозмутимо оглянулась:

– Что тебе еще, возчик? Я думала, ты хотел как можно скорее от меня отделаться…

– Скажи мне правду. Кому ты собралась грозить? – глаза Вандиена блестели, как два кремня. – Та, с кем я нынче утром плавал на лодке, – всего лишь дитя, озлобленное постоянными шпильками и тычками соседей. Никаких заговоров и тому подобного у нее на уме и близко нет. Она и злится-то не на вас. Заклинательниц, а больше на здешний люд. Она и в мыслях не держит обратить против вас вашу тайну – она хочет лишь обелить свое имя, отстоять честь своей семьи. Неужели ты хочешь сказать, что, если я буду как следует рыться в поисках сундука, твой гнев падет на бедную Джени?.. Боги, что за несусветная глупость!.. Да если я смоюсь отсюда прямо сейчас и носа не суну в ваш храм, она все так же будет мечтать о сундуке и силиться его отыскать. Что она и делала во время каждого Храмового Отлива, сколько их там было в ее коротенькой жизни. В этом году к ее поискам добавлюсь еще и я. И за это ее наказывать? Ты мне льстишь? Как-то неубедительно…

Киллиан была ростом примерно с него, но каким-то образом ухитрилась посмотреть на него сверху вниз. Она снова улыбнулась, на сей раз снисходительно.

– Джени!.. – фыркнула она. – Брось горсть пыли против ветра, возчик, и получишь ее прямо в глаза. Мы все знаем о Джени. Как и то, что для тебя она – всего лишь девчонка, с которой познакомился накануне. И если ты ее бросишь нам на расправу, это нас не обманет и не удовлетворит. Нет, возчик, я говорила о Зролан, которая тебя сюда пригласила. И еще об одной ромни, которая тоже сует нос в дела превыше своего разумения. И не делай большие глаза, возчик, не изображай изумления. Могу сообщить тебе, что Ки доставила нам неудобство. Всего лишь неудобство, не более, и потому мы позволили ей проследовать невозбранно. Но если ты, ничтожный смертный, не прекратишь…

– Шум и шелест, Киллиан, шум и шелест. Ты сама стала как ветер, с которым воркуешь. Верно, Зролан настроена решительно. Но я-то тут при чем? Даже если я удеру, она и не подумает «прекращать». Если у вас с нею счеты, то я расплачиваться отнюдь не намерен. Что же до Ки, то и она – свободный дух, сама по себе. И потом, будь она в твоей власти, ты бы мне не угрожала на словах – ты бы ее передо мной за ноги вывесила. Нет, все, что ты можешь, – это с важным видом произнести ее имя. Так кого ты пугаешь?

Ярость придала ему смелости. Он ни в коем случае не собирался ей показывать, что от одного упоминания имени Ки у него кровь в жилах оледенела.

– Я вижу, тонкий подход – не для тебя, – отозвалась Киллиан. – Что ж, попробуй вот этого, Вандиен, и решай сам, кому и чем я угрожаю.

Маленькая ручка быстро поднялась и сотворила в воздухе перед его лицом некий знак. Вандиен шарахнулся прочь, ожидая пощечины. Но ее пальцы к нему даже не прикоснулись. Гудящий порыв ветра обрушился на переулок, свирепо резанув Вандиена по лицу и глазам уличной пылью. Киллиан же исчезла неизвестно как и неизвестно куда. Вандиен зажмурился, спасая глаза. Холодный вихрь ударил его с такой силой, что он попятился назад по переулку, закрывая руками лицо. Врезавшись спиной в коновязь, Вандиен не удержался на ногах и свалился прямо на свою мирно дремлющую упряжку.

Отчаянно выкашливая из легких пыль, он попытался вдохнуть хотя бы через рукав. Ледяной ветер мгновенно превратил шрам в раскаленную полосу и лишил чувствительности пальцы. Вандиен сумел приподняться, но только для того, чтобы тут же всей тяжестью удариться о стену гостиницы. Когда он заставил себя чуть-чуть приоткрыть глаза, по лицу тотчас побежали слезы. Ветер повалил его на колени, делая то, к чему, как он самонадеянно полагал, его не сможет принудить Киллиан.

В ушах стоял сплошной гул. Вандиен успел вздохнуть несколько раз, прежде чем до него дошло, что слышит он уже не рев ветра, а просто шум собственной крови. Ветер прекратился, словно его никогда и не было. Солнце как ни в чем не бывало струило хилый осенний свет, словно бы пытаясь отогреть его и утешить. Чувствуя себя побитым и помятым, Вандиен с трудом поднялся, цепляясь за грубо отесанные камни стены. Потом, прислонившись к ней спиной, долго протирал глаза, но только загнал в них еще больше пыли, прилипшей к ресницам. Наконец, справившись, он осмотрел улицу. Увиденное его потрясло.

Он почему-то ждал, что повсюду будут раскиданы сорванные ветром доски и дранка с разрушенных крыш. Ничего подобного. Пестрые флаги, вывешенные в честь праздника Храмового Отлива, вяло свешивались к земле. Тихая, сонная улица. Как и полагается в праздничное утро. Шквал, мордовавший Вандиена, предназначался ему одному. Ведь сказала же Киллиан, что даст ему кое-чего попробовать. Она и угостила его образцом своего искусства. Зачем тревожить народ? Она наказывала лишь непокорного возчика, посягавшего возмутить доселе послушное стадо. Все так, как она ему и предлагала. От него требовалось всего лишь изменить свое решение. Никто не узнает. Никто его не осудит…