Книга Скрытые пружины - Уолтер Кенни

Всё, над чем я работал все эти годы, задокументированные результаты всех моих исследований и экспериментов – всё это Виктор Крингель забрал с собой, покидая мой дом тайно, как преступник. Страшно думать, кому он может передать эти документы, и как ими воспользуются эти люди.

И самое главное, пока у меня ещё есть силы писать – дверь, которая находится за моей спиной! Те, кто найдёт моё письмо – не открывайте эту дверь, не заходите туда! Это может послужить причиной страшной…»

Глава 8

Дневник Элизабет Пристли. Запись от 15 августа 1912 года

Я утверждаюсь в мысли, что каждым из нас руководят мотивы и побуждения, остающиеся тайными и для окружающих, и зачастую для нас самих. Некие скрытые пружины, приводящие в действие рассудочный механизм нашего сознания. Пружины, которым мы повинуемся, словно марионетки.

Но кто же тогда невидимый кукольник, приводящий в действие весь механизм? Господь наш? Но будет ли честным возлагать на него ответственность за работу дрянных механизмов, заставляющих нас совершать дурные поступки?

Сейчас, оглядываясь назад, я вижу все предпосылки свершившихся событий, которые привели к закономерному финалу. Долгое время я не замечала этих признаков, а теперь вижу, что будущее было предрешено уже в первый день нашего с кузиной прибытия в Хиддэн-мэнор.

Любящее сердце слепо и хочет верить лишь тому, что не сможет ранить его, не замечая рациональных объяснений и надеясь лишь на лучшее.

Мои вещи уложены в дорожные саквояжи, экипаж, который отвезёт меня на станцию, должен прибыть через два часа. Я делаю эти записи в последний день моего пребывания в Хиддэн-мэнор, и я не одинока в своих горьких размышлениях о причинах, побудивших Маргарет тайно покинуть поместье вдвоём с Виктором Крингелем.

Сейчас мне следовало бы находиться возле мистера Вордсворта, попытавшись по мере сил облегчить его потерю, но у меня нет на это душевных сил.

Отец Маргарет постарел за эти дни ещё сильнее, если это возможно. Утром, когда мы встретились за завтраком, он выглядел как немощный жалкий старик, одной ногой стоящий в могиле.

Его руки, обезображенные шрамами и следами ожогов, беспомощно тряслись, глаза покраснели и слезились, как у старого больного пса (да простит мне Господь эти слова), и он, глядя на меня с мольбой, всё повторял в исступлении: «Она меня не простит?!. Но меня обокрали, я не виноват. Он забрал у меня всё! Вор, гнусный вор!»

Отец Маргарет в тот момент был похож на вздорного старика, чей разум изъеден старческой немощью. Я видела много подобных примеров в приюте церковного прихода, куда приходила по вторникам для чтения вслух газет и писем.

Всё началось с того, что после той странной находки на чердаке и откровенного разговора, состоявшегося между нами, поведение Маргарет начало неудержимо меняться. Кузина стала чаще обычного уединяться в своей комнате, не отзываясь на стук в дверь и выказывая на мои последующие расспросы о её времяпрепровождении неуместное раздражение.

Я заметила, что она избегает отца, старается не находиться с ним наедине и всегда выходит из комнаты под надуманным предлогом, отчего на его лице появлялось огорчённое недоумение.

Иногда мне казалось, что я совсем не знаю свою кузину, несмотря на множество лет, проведённых в тесном соседстве. Странное чувство, будто чужой и равнодушный человек незаметно занял место моей любимой чуткой Маргарет. Находка на чердаке и письмо Ричарда Фергюсона будто вскрыли в её душе некий мучительный нарыв.

Не могу сказать, что эти изменения в её характере обрадовали меня. Думаю, что тогда и началось отчуждение между нами, которое бросило кузину в объятия негодяя и проходимца – Виктора Крингеля. О, как я была права, убеждая Маргарет уехать из Хиддэн-мэнор как можно скорее!

С течением времени я начала всё отчётливее понимать, что мы с кузиной стремительно отдаляемся друг от друга. Возможно, если бы я не была с нею такой категоричной, то этот процесс не произошёл бы столь стремительно, но в нас обеих в те дни будто вселились бесы, сделавшие наши сердца глухими, а души озлобленными.

Примером может служить наш разговор за завтраком, состоявшийся несколько недель назад. В то утро Маргарет спустилась в столовую с опозданием. Когда она села на своё привычное место напротив меня, то я сразу же отметила в её облике что-то необычное. В гризетовом платье невнятного оттенка и с гладко причёсанными волосами кузина была похожа на прислугу, к воротничку её одеяния была приколота полотняная брошь провокационной расцветки – белый, пурпурный и зелёный образовывали известный триколор суфражисток.

Посмотрев на меня с вызовом, Маргарет принялась с независимым видом намазывать хлеб апельсиновым джемом, попутно кидая на меня короткие взгляды. Я сразу поняла, что она ожидает от меня вопросов, и мне почему-то ужасно не захотелось доставлять ей такое удовольствие, – в последнее время кузина часто бывала несносна и вступала со мной в длительные споры даже по незначительным поводам.

Я не спеша пила кофе, когда в столовую вошёл Крингель, и меня неприятно царапнуло тёплое приветствие между Маргарет и гостем мистера Вордсворта.

– Вы всё-таки на это решились?! – Виктор Крингель расплылся в торжествующей улыбке и подошёл к Маргарет. – Я безмерно восхищён вашей смелостью, вашей силой духа, дорогая мисс Вордсворт! Храбро отстаивать свои убеждения, невзирая на всеобщее порицание – вот настоящая отвага. Вот с кого нам всем стоит брать пример! А вы как считаете, мисс Пристли? – обратился он ко мне.

Я не могла более делать вид, что не замечаю странного украшения на платье кузины, но его истинное значение оставалось для меня весьма туманным. Конечно, я знала, чтоженщины, именующие себя суфражистками, носят подобные трёхцветные розетки, но мысль о том, что моя Маргарет добровольно собирается вступить в ряды этих скандальных особ, показалась мне смешной.

Примерно в этих выражениях я и высказалась, когда мистер Крингель вынудил меня обозначить вслух своё мнение. Не успела я закончить свою аргументированную и логически выверенную речь, как Маргарет вспыхнула и, оттолкнув от себя приборы, негодующе произнесла:

– Я знала, знала каждое твоё слово ещё до того, как ты заговорила. Ничего другого я от тебя и не ожидала, Элизабет Пристли!

Переглянувшись с Крингелем, она стремительно вышла из столовой, а он, приподняв одну бровь, с усмешкой уставился на меня. Теперь я не сомневалась – он нарочно спровоцировал меня, чтобы посеять между мной и Маргарет вражду и недопонимание!

Сразу же после завтрака, так неудачно окончившегося, я пыталась отыскать кузину, чтобы поговорить с нею, дать ей высказаться, но Абигайль невозмутимо сообщила мне, что видела, как мисс Вордсворт быстро оделась и ушла на прогулку.

Половину дня я провела в тревожном ожидании, недоумевая, почему Маргарет не позвала на прогулку меня, ведь мы всегда старались быть неразлучны. Причина такого её поведения открылась мне позже, когда я увидела из окна гостиной, как она вместе с Виктором Крингелем идёт по аллее к парадному входу. Мои опасения о её безопасности были излишними – Маргарет явно прогуливалась не одна. Впоследствии прогулки с Крингелем стали ежедневными.