Книга Золотой век империи монголов. Жизнь и эпоха - Моррис Россаби

В защиту Ахмеда следует сказать, что, как ему было ясно, судить о его делах будут по доходам, собранным для двора. Чем больше средств он собирал, тем выше был его престиж, власть и богатство. Согласно китайским летописям, он злоупотреблял своей властью и взвалил на китайцев невыносимое бремя налогов. Конечно, он использовал свое положение, но следует помнить, что его обвинителями (то есть теми, кто составлял китайские летописи) были чиновники, недовольные его политикой.

Главные цели Ахмеда на посту министра финансов заключались в переписи всех налогоплательщиков, введении государственной монополии на некоторые товары и повышении налоговых сборов. С 1262 г., когда он получил должность в Главном Секретариате, до своей смерти в 1282 г. он руководил государственной финансовой администрацией. Одной из первых задач перед ним стояла регистрация и учет всех подлежащих налогообложению хозяйств, не включенных в прежние налоговые списки. В 1261 г. в Северном Китае в налоговых списках значилось 1418499 хозяйств; к 1274 г. их число увеличилось до 1967898. Была введена регулярная система земельной таксации. Кроме того, доход с налогов, выплачиваемых купцами, вырос с 4500 слитков серебра в 1271 г. до 450000 слитков в 1286 г. (в первом случае не учитываются налоги с торговцев в Южном Китае, которые включены во второй показатель; тем не менее, следует отметить значительный рост доходов как на севере, так и на юге). Ахмед также попытался использовать для увеличения прибылей государственные монополии. Он ввел квоты на монополизированные товары, которые должны были передаваться правительству. Например, на Чжуньсюйчжоу в Хэнани была наложена квота в 1037070 катти (цзинь) железа, из которых 200000 катти должны были идти на изготовление сельскохозяйственных орудий и продаваться земледельцам в обмен на зерно. Доходы с соляной монополии возросли с 30000 тинов в 1271 г. до 180000 тинов в 1286 г. В 1276 г. Ахмед запретил частное производство медных орудий, закрепив это право исключительно за правительством. Еще до этого он ввел государственные монополии на чай, алкоголь, уксус, золото и серебро — самые доходные виды товаров. Для надзора за рабочими и торговцами, задействованными на этих монополиях, и для предотвращения частной перепродажи были учреждены контрольные управления (тицзюй сы). Коротко говоря, действия Ахмеда обогащали государственную казну.

Тем не менее, китайские источники настойчиво обвиняют его в преследовании личной выгоды и в игнорировании, если не поощрении, злоупотреблений. Согласно этим источникам, он обладал такой властью, что мог использовать свое положение в собственных целях. Так как стоимость золота и серебра не была фиксированной, Ахмед имел возможность манипулировать ценами и извлекать прибыль. Его политика, включая постоянный выпуск бумажных денег, вынуждала многих китайцев, а также иностранцев, живущих в Китае, копить золото и серебро, в результате чего они теряли доверие к бумажным деньгам. Подобное недоверие неизбежно вело к инфляции, которой способствовало также увеличение объема денежной массы, выпускаемой правительством. Цены на товары, находившиеся в государственной монополии, на протяжении 1270-х гг. неуклонно росли, и Ахмед пользовался этой неустойчивостью для собственного обогащения. Ответственность за такую политику, проводимую государственными монополиями, распространявшимися на чай, соль, железо и другие товары, часто возлагалась на Ахмеда. На данной стадии изучения проблемы сложно и, по-видимому, практически невозможно оценить справедливость этих обвинений. Но даже если они преувеличены, безусловная поддержка, которую Хубилай оказывал своему министру финансов, подрывала престиж императора в глазах китайских подданных.

Китайские источники также осуждают Ахмеда за кумовство. Из одиннадцати человек, назначенных им на посты руководителей государственных монополий, четверо точно были мусульманами, а относительно одного сведения расходятся. Главные должности по финансовому ведомству в правительстве занимали мусульмане и другие иностранцы. К управлению финансами привлекались и некоторые китайцы, но обычно они получали низшие посты. Одно из самых тяжелых обвинений в адрес Ахмеда заключалось в том, что он стремился доставить важнейшие должности в правительстве своим неопытным и, возможно, несведущим и неспособным сыновьям. Ему удалось добиться назначения своего сына Масуда на должность даругачи в торговом центре Ханчжоу, тем самым закрепив за своей семьей надежный источник огромных доходов. Однако попытка Ахмеда обеспечить другому сыну Хусейну пост интенданта в Даду натолкнулась на противодействие. Правый министр Аньтун заявил, что Хусейн не обладает выучкой, необходимой для отправления таких обязанностей. По-видимому, этот довод прозвучал для двора неубедительно, и Хусейн продолжил успешную карьеру, к 1279 г. получив важный чин в Цзянси. В 1270 г. Ахмед приложил все усилия, чтобы получить военную должность для еще одного сына. Этому назначению сопротивлялся знаменитый конфуцианец Сюй Хэн, но Ахмеду удалось добиться своего.

Подобное противодействие пробуждало свойственные Ахмеду мстительность и раздражительность. Он с презрением относился к большей части конфуцианцев и буддистов-советников Хубилая, которые резко расходились с ним во взглядах на государственную политику. Ши Тяньцзэ, Лянь Сйеянь и другие ближайшие советники императора не раз выступали против налоговой системы, введенной Ахмедом, утверждая, что новые налоги ложатся на китайское население невыносимым бременем. Они обвиняли его в том, что он извлекает из своего положения личную выгоду, а также питает вероломные замыслы и отличается льстивым характером. В ответ Ахмед обвинил некоторых из них в казнокрадстве и недостойном поведении. Китайские источники утверждают, что Ахмед возвел ложные обвинения на одного из своих противников — Цуй Биня, чиновника из Цзянхоя, донеся на него, будто тот разворовывает государственное зерно, и добившись от императора приказа предать его смертной казни. Можно ли доверять источнику в данном конкретном случае или нет, но многие противники Ахмеда в 1270-х гг. действительно ушли с государственной службы. В отличие от Цуй Биня, большинство не подверглось ни заключению в тюрьму, ни казни; некоторые ушли по собственному желанию. Конфуцианский ученый Сюй Хэн, убедившись в невозможности ограничить власть Ахмеда, перестал активно участвовать в придворной жизни и стал Начальником Государственного Училища (Гоцзы цзянь). Конфуцианец-уйгур Лянь Сисянь подал в отставку после того, как Ахмед обвинил его в казнокрадстве, прелюбодействе и прочих грехах. К счастью для Ахмеда, многие советники Хубилая в 1270-х гг. умерли своей смертью: Лю Бинчжун в 1274 г., Ши Тяньцзэ в 1275 г., Чжао Би в 1276 г., Яо Шу в 1279 г. и Доу Мо в 1280 г. С уходом из жизни этих оппонентов Ахмед приобрел при дворе еще больше могущества. Впрочем, он был враждебно настроен не только к конфуцианцам. У него были натянутые отношения также с буддийскими и даосскими вождями. Таким образом, смерть Пагба-ламы в 1280 г. избавила его еще от одного влиятельного соперника. Указы Хубилая от 1281 г., ограничивавшие даосов (которые мы будем обсуждать ниже), также способствовали повышению престижа Ахмеда.

Сведения о карьере и личных качествах Ахмеда, которые мы черпаем из персидских источников, отличаются от китайских суждений. Рашид ад-дин пишет, что Ахмед с честью прослужил визирем около 25 лет. Он удостаивается похвал за расширение китайской торговли с мусульманским миром и, вероятно, за защиту мусульман в Китае. Мусульманские летописи не упоминают обвинений в непотизме, угнетении китайцев и преследовании личных выгод, которые выдвигаются в китайских источниках. Впрочем, если смотреть под другим углом, китайские обвинения представляются не столь серьезными. Продвижение родственников и единомышленников на правительственные посты выглядит вполне разумным, так как чтобы победить оппозицию и беспрепятственно проводить выбранную линию, Ахмеду требовалась влиятельная поддержка. Создание подобных групп осуждалось китайскими мыслителями, но Ахмед прекрасно понимал, что ему не достичь успеха, если не ввести в состав бюрократии своих сторонников, большинство которых были мусульманами. Возможно, он действительно угнетал китайцев, как утверждают китайские историки, устанавливая тяжелые налоги и высокие цены на необходимые товары, монополизированные правительством. Однако его положение при дворе, не говоря уже о возможных наградах и повышениях, зависело от его способности удовлетворить ненасытный аппетит монголов, требовавших увеличения прибылей. В его защиту можно было бы сказать, что он был всего лишь орудием монгольского двора, нуждавшегося в росте доходов.