Книга От Ленина до Путина. Россия на ближнем и среднем Востоке - Алексей Васильев

Внутри отдельных стран сотрудничество, как правило, прекращалось после победы исламистов, которые просто не могли терпеть существования других политических партий, особенно марксистских или марксиствующих. Однако реалии международной жизни предопределяли сотрудничество между СССР и мусульманскими государствами, будь то фундаменталистский шиитский Иран или традиционалистская «ваххабитская» Саудовская Аравия.

Волна мусульманского фундаментализма оказалась неожиданной и для Советского Союза, и для Запада. СССР оказался неспособен воспользоваться новым типом антизападных настроений. В отличие от «антиимпериалистического» национализма исламский фундаментализм не смог быть союзником СССР. Он наносил удары по западным позициям просто потому, что они были обширнее и сильнее на Ближнем и Среднем Востоке, чем советские позиции. Но по своей сути он нес не меньший, если не больший, антисоветский, антикоммунистический заряд.

Отказ СССР от конфронтации с Западом сделал невозможным его сотрудничество с воинствующими антизападными режимами, со всеми «антиимпериалистическими» политическими течениями самой разнообразной окраски.

Это не могло не сказаться на судьбе компартий в странах региона.

Но прежде чем о них говорить, стоит ответить на вопрос: а как к ним относилось советское руководство, ЦК КПСС в лице его инструмента по связям с «братскими партиями» – международного отдела (МО) ЦК? Ответ представляется достаточно очевидным. Сошлемся на мнение К.Н. Брутенца, ответственного работника этого отдела, затем первого заместителя его руководителя.

В своей книге «Тридцать лет на Старой площади» он писал:

«Практически же наше руководство исходило… прежде всего из того, что зарубежные коммунисты, руководствуясь своими интересами или безусловной солидарностью с Советским Союзом, должны «работать» на нашу внешнюю политику.

…Между тем не одна компартия пострадала – и достаточно серьезно – из-за того, что подчиняла свою деятельность внешнеполитическим интересам Советского Союза. Если большинство партий поддерживали наши внешнеполитические акции (от усмирения Будапешта и Праги до Афганистана), то это диктовалось как логикой холодной войны, так и равнением на советскую политику»186.

Оценивая бессменного руководителя МО ЦК Б.Н. Пономарева, он отмечал:

«Пономареву была свойственна… своеобразная профессиональная узость, хотя временами казалось, что он многое или даже все понимает. Считая, что несет ответственность за коммунистическое движение, Борис Николаевич толковал ее в традиционно-дирижерском духе, как некий петух, вокруг которого должна собираться стайка курочек. И не без поддержки некоторых работников отдела бурно и вполне искренне реагировал на всякие еретические отклонения от верности Советскому Союзу, охотно прибегая к испытанному методу противодействия через создание оппозиционных групп или даже параллельных партий.

Между тем такая линия была не только несовместимой с прокламируемыми формами межпартийных отношений, но и неумной, неэффективной»187.

В отношениях с зарубежными компартиями Пономарев (руководитель МО) придерживался коминтерновских традиций.

Главной из них было положение КПСС как непогрешимой руководящей силы, по сути дела как партии-отца188[13].

Но если патерналистски-покровительственный тон был совершенно неприемлем в отношениях с крупными европейскими компартиями, то он оставался прежним, если говорить о связях КПСС с турецкой, иранской, арабскими партиями.

А.С. Кулик189. Я считаю, что одной из главных ошибок, которые допускала наша элита в период Советского Союза, заключалась в том, что мы пытались насаждать везде социалистические порядки. Мы не думали об интересах своей страны, экономических, политических возможностях.

Турция лежит в основном вне пределов нашего исследования. Кроме того, и коммунистическое, и левое, и левацкое движения в ней – настолько богатая тема, причем достаточно разработанная и в советской, и в турецкой, и в западной политологии, что мы ограничимся лишь схемой их отношений с Советским Союзом. Идеологически и политически ближе всего к КПСС была нелегальная коммунистическая партия, сохранявшаяся в основном в эмиграции и имевшая свои издания и свою радиостанцию. Внутри страны она страдала от жестоких репрессий, ее члены подвергались бесчеловечному обращению в тюрьмах, особенно после переворотов 1971 и 1980 годов. Созданная в 1961 году, после переворота 1960 года, Рабочая партия Турции (РПТ) во главе с Бехидже Боран (близкая к компартии, но с налетом еврокоммунизма) раскололась в 1968 году. Часть ее руководства осудила советское военное вмешательство в Чехословакии. Определенную базу для себя и коммунистическая партия, и РПТ смогли создать среди турецких рабочих-эмигрантов в странах Западной Европы. В 1971 году, после военного переворота, РПТ была запрещена, но вновь разрешена после всеобщей амнистии 1974 года. Она продолжала свою деятельность вплоть до военного переворота 1980 года, когда была объявлена вне закона, как и компартия.

С 1987 года началось активное сближение КПТ и РПТ с целью легализации коммунистического движения в Турции.

16 ноября 1987 года лидеры КПТ и РПТ Хайдар Кутлу и Нихат Саргын объявили о слиянии своих организаций. Они открыто вернулись в Турцию, несмотря на существование статей 141 и 142 турецкого уголовного кодекса, запрещавших коммунистическую деятельность и скопированных с соответствующих положений уголовного кодекса фашистской Италии. В конце 1988 года в немецком городе Оберхаузене состоялся I Учредительный съезд Объединенной коммунистической партии Турции (ОКПТ), на котором ее председателем был избран Н. Саргын, а генеральным секретарем – Х. Кутлу. Программа ОКПТ требовала установления в стране демократического режима. Военные не должны вмешиваться в политическую жизнь страны. Партия отказалась от идеи «авангардной роли коммунистов» в политической борьбе и выступила за сотрудничество широких политических сил. Отношение и Компартии Турции, и РПТ к Советскому Союзу было обычно дружественным, но в соответствии с турецкими традициями и, может быть, с турецким национальным характером обе организации всегда подчеркивали свою независимость от советского влияния.

Для левацких организаций и группировок, столь сильно окрасивших своим экстремизмом все левое демократическое движение в стране в 60–80-х годах, Советский Союз был страной государственного капитализма, социал-империализма, оппортунизма, вступившей в сговор с США. Это не самые худшие из эпитетов, которыми награждали СССР турецкие леваки.

Быстрое социально-экономическое развитие Турции вызывало серьезное нарушение баланса общественных сил, усиливало географическую и социальную мобильность населения, усугубляя существовавшие в обществе противоречия и создавая новые. Эти процессы накладывались на разрывающий общественную ткань культурный дуализм мусульманской и вестернизаторской (европейской) традиции. Реакцией на резкий дисбаланс были сползание к гражданской войне и военные перевороты. В Турции была и остается широкая социальная и культурная база для левых движений. Но турецкие коммунисты столкнулись с трудностями, вызванными как традициями антикоммунизма внутри страны, так и социально-политическим кризисом Советского Союза, развалом социалистического лагеря и самого СССР.