Книга Разоблачение Атлантиды - Алисия Дэй

Это была святая обязанность Алексиоса. Всю свою жизнь он ждал, наблюдал, защищал. Он устал ждать, устал наблюдать.

Наконец, он нашел ту единственную женщину, которую на самом деле хотел защищать.

Имеет ли это значение?

Чувствуя досаду на самого себя, Алексиос опустился к поверхности океана и вовремя обратившись, оказался в воде. Он не был готов, что от холода у него перехватит дыхание. Он плыл, чувствуя, как ледяные объятия тушат желание, которое все усиливалось в нем с самого утра.

Грейс. То, что он увидел ее дикость, хоть та и была вызвана искусственно, пробудило в нем что-то, что нельзя было остановить, задавить, отрицать.

Он хотел снова вытащить эту ее сторону на свет. Хотел увидеть ее игривой, счастливой и беззаботной. Грейс последние десять лет прожила под давящим грузом клятвы мести за умерщвленного брата.

Он хотел показать ей, что жизнь может быть другой. Лучше. Но из всех мужчин, с которыми она была знакома, он, скорее всего, самый неподходящий для исполнения такой задачи.

Что он знал о счастье? Он знал о товариществе. Он знал, каково испытывать удовлетворение от хорошей драки. Но счастье? Он считал, что после всего пережитого в плену счастье для него невозможно.

Но потом пришла Грейс, принесшая ему благодать. Предложившая ему тепло, свет и возможность иметь собственный дом. Стоит задать самому себе единственный вопрос. Почему он всё еще здесь, теряет время в ледяной воде, когда мог бы быть с ней?

Он выплыл на поверхность и поплыл к берегу, желая поскорее добраться до нее. Тайни и его люди будут на страже всю ночь. Сэм прямо заявил Алексиосу, что он не нужен в дозоре.

— Мне кажется, что ты и Грейс должны кое-что обсудить, — сказал он. Еще один человек, которому нравилась эта женщина, совершенно не сознававшая своей красоты и великодушия.

Добравшись до берега, Алексиос сложил руки, поднял лицо к звездам и искренне взмолился:

— Я не умею выполнять красивые салонные фокусы со светом и не владею магией жреца, Посейдон. Но я всем своим существом желаю двигаться дальше по жизни. Прошу, я хочу положить конец своему воздержанию, клятвам, которые принял во время ритуалов очищения. Если бы во мне еще оставались темные желание с того ужасного времени, они бы дали о себе знать еще утром, когда Грейс была так уязвима. Вместо этого я сумел сдержаться и повести себя, как настоящий герой.

Он рассмеялся, вдруг чувствуя себя бодрее и оживленнее, чем сами волны.

— Я никогда раньше не хотел быть героем. Я ощущаю, что это желание что-то значит.

«Ответ во мне, букашке», — подумал воин, улыбаясь, как дурак.

И осознав это, почувствовал, как на него нахлынуло спокойствие. Безмятежность и предвкушение, чего он не испытывал уже много долгих лет.

Не желая возвращаться на пляж, чтобы забрать одежду, Алексиос воспарил в воздух в виде тумана и пролетел через весь форт к комнате Грейс. Превратившись, он осмотрелся. Ее в комнате не было.

Что, вероятно, к лучшему, потому что он оказался тут полностью обнаженный.

— Ну, умеешь же ты эффектно появиться, — сказала она позади него с нежностью и смехом в голосе. И тут он схватил покрывало с ее постели, чтобы прикрыться.

Потом повернулся к ней лицом.

Грейс еще не пришла в себя после того, как зашла в комнату и увидела во всей красе идеальные зад и спину атлантийца. Когда он повернулся, прижимая плед к животу, она постаралась не рассмеяться. Очень старалась.

И проиграла битву.

Грейс расхохоталась так, что на глаза навернулись слезы.

— Знаешь, я планировала такую потрясающую сцену соблазнения, но этот вариант тоже ничего.

Он сначала застенчиво улыбнулся, а потом улыбка сменилась страстным и хищническим выражением в его глазах.

— Соблазнение? Потрясающее соблазнение? О, Грейс, я в полном твоем распоряжении.

— Этого нельзя не заметить, — сказала она, усмехаясь и одновременно пытаясь не забывать дышать при виде этой мускулистой груди, плеч и рук. Обнаженных.

Этих длинных мускулистых ног. Без одежды.

Ее сердце заколотилось, и она надеялась, что атлантийцы, какими бы развитыми органами чувств не обладали, не в состоянии услышать сердцебиение на расстоянии.

— Я многое увидела, — продолжила она. — Неужели ты тут голый разгуливаешь по форту? Интересно, что об этом подумал Тайни?

Он шагнул к ней, словно желая загнать в угол.

— Без сомнения, он бы отреагировал так же, как ты сейчас, но меня нельзя было увидеть.

— А твоя одежда?

— Я оставил ее на пляже. А вот на тебе слишком много надето, — он сделал еще один шаг к ней. — Наверное, стоит снять эту куртку.

Она выдохнула и усмехнулась, когда поняла, что он в самом деле тут, и они действительно собираются сделать это. Наконец что-то сделать с тем влечением, которое появилось между ними так давно.

— Перестань думать, — сказал он. — Это простой выбор, Грейс. Или попроси меня уйти, или сними свою одежду. Всю. Мы разберемся, что происходит между нами, раз и навсегда. И делать мы это будет не на ринге во время спарринга, — он хитро усмехнулся, отчего ее пульс ускорился. — И я терпеть не могу теннис.

Она отреагировала на его вызов, решительно захлопнув за собой дверь, потом повернулась, чтобы пододвинуть стул. Тут на дверях не было замков, да и до этого дня они ей были без надобности.

Алексиос вдруг оказался позади нее, прижимаясь к ней. Она от изумления немного подалась вперед и перегнулась через стул, успев только упереться руками в деревянный пол, потом поморщилась от того, что рана на боку заныла от этого движения. Как обычно, ее тело начало вылечиваться в рекордные сроки, пока она спала. Хотя рана была очень серьезна, и Грейс пока еще не совсем излечилась. То, что снаружи кожа уже была цела, еще не означало, что девушка не испытывала боли, хотя у любого другого человека вот такое исцеление заняло бы неделю.

Он прижался к ней так близко, что она чувствовала жар его тела, перетекающий в нее от плеч до ног.

И она не почувствовала покрывала.

Грейс задышала чаще, но не пыталась отодвинуться, а просто повернула голову и посмотрела на него через плечо.

— Мне нравятся твои действия, но эта позиция слишком неудобна для моего бока.

Он тут же приподнял ее, сняв со стула, при этом браня самого себя, как она поняла.

— Прости, mi amara, я идиот. Разумеется, время совсем неподходящее. Ты ранена и…

Она прижалась к его крепкой, горячей груди и закрыла ему рот единственным способом, какой смогла придумать, — поцеловала его. Его губы оказались твердыми и нежными. Теплыми. Во рту ощущался вкус специй и страсти, и она хотела его всё сильнее. Она запустила пальцы левой руки в его роскошную шевелюру и притянула его вниз, чувствуя, как его дыхание становится частью нее.