Однако думается, что тот, кто читал «Песнь песней» в оригинале, признает, что все эти объяснения выглядят натянуто. Никакой более-менее связный сюжет в ее стихах не просматривается, зато в них хоть отбавляй живого чувства, облеченных в слова тайных желаний души и тела.
Если следовать теории, что перед нами прежде всего свадебные песнопения, то «Песнь песней» начинается с обжигающего признания невесты в любви к жениху, в желании близости с ним:
Пусть сольются в поцелуе наши уста,ибо любовь твоя слаще вина.Благоуханны притирания твои,само имя твое источает аромат, потому и влюбляются в тебя девушки.Влеки меня за собой — побежим мы;Приведи меня, Владыка мой, в Свои покои.Будем радоваться и восторгаться мы,воспевать любовь нашу, которая слаще вина,любовь чистую.
(1:2–4)[127]
Вслед за этим невеста внезапно смущается; ей начинает казаться, что она недостаточно хороша для милого, и обращается к подругам:
Хоть от загара и черна я, дочери Иерусалима,как шатры кедаров, но сойдет загар —и снова я стану белокожей и прекрасной,как белые ковры во дворце Шломо…
(1:5)
И затем она снова обращается к жениху:
Скажи мне, возлюбленный души моей,где пасешь ты овец своих, где укладываешь на отдых в полдень?Зачем мне искать тебя, пряна лицо под накидкой,Обходя отары, что пасут твои друзья?
(1:7)
Это — первая странность в тексте: лицо под накидкой прятали обычно блудницы или женщины, пребывающие в трауре, и героиня почему-то явно боится, что ее примут либо за ту, либо за другую.
Но дальше уже следует реплика жениха, исполненная не меньшего восторга, чем песня невесты:
Если не знаешь ты, где найти меня, прекраснейшая из женщин,Гони ягнят своих по овечьим тропам меж пастушьих стойбищ.С кобылицей в колеснице фараоновойсравню я тебя, подруга моя.Красота твоих щек оттенена серьгами,прекрасна шея твоя, украшенная ожерельями…
(1:8-10)
И завершается первая глава обменом комплиментами между влюбленными:
Он — Ей:— Как прекрасна ты, подруга моя, как прекрасна!Глаза твои чисты, как у голубки.
Она — Ему:— Как ты прекрасен, возлюбленный мой, и приятен!И сочной зеленью усыпано наше ложе.Крыша приюта нашего — кроны кедров.Стены — стволы кипарисов.
(1:15–17)
Во второй главе ток поэтического напряжения резко повышается; она более метафорична, но дело не столько в украшении текста метафорами, сколько в удивительно психологически точной передаче состояния влюбленности, и сам ритм текста, кажется, передает ритм биения сердец юноши и девушки, думающих друг о друге:
Она — Ему:— Я — лилия Шарона, я тюльпан.Он — Ей:— Как тюльпан среди колючек,подруга моя среди девушек…
(2:1–2)
И дальше:
Она — подругам:— Привел он меня на пир любви,на пир любви, которую излучают глаза его.Подкрепите меня пирогами,окружите мое ложе яблоками,чей аромат освежает,ибо я больна любовью…
(2:4–5)
Завершается вторая глава монологом влюбленной, разлученной с любимым, грезящей о встрече с ним, так что сама природа словно сопереживает этим грезам и помогает им:
…Заклинаю вас, дочери Иерусалима,газелями и степными ланями:не мешайте влюбленной,не тревожьте ее, когда она грезит……Воскликнул возлюбленный мой, обращаясь ко мне:«Встань, подруга моя, красавица моя, и иди за мною!Вот уже и прошла зима, дожди прошли, отшумели;цветами покрылась земля, настало время певчих птиц,и голос горлицы слышен в стране нашей;ветви смоковницы — в завязи плодов,и на благоухающих лозах появились ягоды.Встань, подруга моя, красавица моя, и иди за мною!..»«Не могу я сейчас пойти за тобой, — отвечаю я, — ибо велели нам:„Ловите шакалов и их детенышей, портящих виноградники, —Ведь появились на лозах ягоды“».Возлюбленный мой принадлежит мне, а я — ему;он ненадолго покинул меня, чтобы пасти отары свои среди тюльпанов…
(2:7-16)
Наконец, только в третьей главе после очередной «арии» невесты и славословий в ее адрес подруг в тексте возникает имя царя Соломона, но из него вовсе не следует, что он и есть избранник героини поэмы. Фигура царя скорее выступает здесь как символ могущества, богатства, красоты, страсти — словом, всего того, с чем связывается обычное человеческое счастье. Героиня не влюблена в Соломона, а отождествляет своего возлюбленного с ним:
Она вместе с подругами:— Вот ложе Шломо; вокруг него —шестьдесят отборных воинов Израиля.Все они владеют мечом, испытаны в битвах;меч — у бедра каждого;ночью охраняют они царя от опасности.Свадебный балдахин построил себе царь Шломоиз кедров ливанских.Колонны его — из серебра, ковры в нем расшиты золотом,сиденья там покрыты пурпурной тканью;любовью дочерей Иерусалима к их повелителюнапоен сам воздух в нем.Пойдите и поглядите, дочери Сиона, на царя Шломо в венце,которым мать увенчала его в день свадьбы —день, когда сердце его наполнилось радостью.
(3:7-11)
Следующая, четвертая глава уже целиком строится на изысканных метафорах и сравнениях, достаточно характерных для народа, живущего скотоводством и земледелием. Эротическое напряжение в ней усиливается, слова и сравнения становятся все более откровенными. Суть этой главы состоит в том, что, несмотря на всю силу влечения, влюбленные пока, до брака, остаются запретны и недоступны друг для друга. Сама эта недоступность лишь еще больше усиливает их страсть:
