Книга Путешествие на "Брендане". По пути Ясона. Экспедиция "Улисс" - Тим Северин

Открывались величественные панорамы. Леса горной сосны карабкались по склонам, а далеко внизу, в долине, текла река; плотина превратила ее в длинное извилистое озеро, поверхность которого, словно ковром, была покрыта тысячами плавающих бревен, ожидающих, чтобы их собрали и распилили на доски. С той высоты, откуда мы увидели их, эти плавающие бревна казались не больше спичек. На полдороге мы остановились передохнуть, и выяснилось, что телевизионщикам Нугзара впору подрабатывать в хоре — они воспользовались случаем, чтобы затянуть сванские песни, и эхо пошло гулять по горным склонам. Порой песни словно переходили в альпийские йодли, да и пейзаж напоминал швейцарский. Это сходство еще более усилилось, когда мы выехали на высокогорное плато. Маленькие изолированные бревенчатые дома, буренки, пасущиеся на траве, испещренной дикими цветами, дальние снежные пики, мужчины и женщины, скашивающие траву на горных лугах, — все это придавало Кавказу черты альпийского пейзажа.

Мы не успели доехать до места назначения — Местиа, столицы Сванетии, — как упала темнота. Когда мы одолевали последний перевал, впереди, в свете фар, внезапно вырисовалась человеческая фигура, преградившая нам дорогу. Это был молодой человек верхом на серой низкорослой лошадке. В руке он держал нечто вроде тотема — шест с прикрепленной к нему маской, изображавшей духа. Черты маски трудно было разобрать: мешали пляшущие тени. К древку был также привязан кусок материи, развевавшейся на ветру. Лошадка вздрагивала и беспокойно переступала ногами, пугаясь света фар. Машина остановилась, и меня попросили выйти вперед. Позади всадника поперек дороги выстроилась фаланга людей, там были и конные тоже, — все в сванских костюмах и со знаменами в руках. Кто-то произнес речь, и мне в руку вложили рог, наполненный каким-то горьковатым питьем. Это оказалась буза — просяное пиво. Передо мной была депутация сванских старейшин, вышедшая навстречу аргонавтам. Раздался цокот копыт, подковы высекли искры из дорожного щебня, маленькая кавалькада развернулась и пошла рысью впереди машины, с этим эскортом мы и въехали в Местиа.

Сванетия, страна сванов, — решающий фактор в постижении легенды о золотом руне. Историки считают, что горская культура сванов простирается в прошлое по меньшей мере на четыре тысячи лет, а может, и еще дальше, и уж точно она существовала в ту пору, когда аргонавты, по преданию, достигли Колхиды. Язык, обычаи, традиции и поверья этого горного народа уходят корнями в эпоху античных героев. В фольклоре его то и дело появляется символ барана, обычно наделяемый магическим или священным смыслом. Например, одна сванская сказка повествует, что где-то в Кавказских горах есть потаенная пещера: в ней золотой баран, посаженный на золотую цепь, стоит возле спрятанного сокровища. Никто не знает, насколько стара эта сказка, но сваны символически изображали барана еще в бронзовом веке, и эти символы обычно рассматриваются как свидетельства некоего культа барана, который, возможно, строился на поклонении барану как священному животному.

Баран из Калы. Конец бронзового века

Например, в деревне Кала, неподалеку от Местиа, хранится маленькая бронзовая фигурка барана. Она была сделана примерно в то же время, когда Ясон, по преданию, отправился в страну золотого руна. В основании фигурки есть углубление: таким образом, когда-то ее могли водружать на древко. В Кале этот баран, как и встарь, бережно хранится в храме. Из Рача, долины, расположенной к востоку от Местиа, происходит еще более древний бронзовый символ барана — изображение бараньих рогов, закрученных в двойную спираль: его нашли в захоронении, датируемом серединой второго тысячелетия до нашей эры. В то время, когда мы прибыли в Сванетию, в Ларилари — селении, лежащем в 80 километрах к западу от Местиа, — работала группа археологов под руководством Шота Чартолани, кстати, тоже свана: они раскапывали гробницы V и VI веков до нашей эры. Шота Чартолани одну за другой показывал мне отлитые из бронзы фигурки баранов, которые древние сваны хоронили с умершими.

В не меньшей мере важно и то, что Сванетия была главным источником колхского золота. На следующее утро нам предстояло стать свидетелями процесса добычи золота, и это должно было пролить решающий свет на легенду о золотом руне. Нас ожидали приглашенные Нугзаром четыре свана-старателя. Они стояли на отмели реки Ингури, протекающей близ Местиа; стояли, чтобы показать мне способ, которым сваны добывали золото. Трое из них всю жизнь проработали старателями, четвертый же в юности помогал отцу, который был вынужден отказаться от добычи золота после Второй мировой войны, когда правительство отозвало последнего из агентов, покупавших золото у старателей.

Главным орудием труда сванов-старателей являлась баранья шкура. По весне, когда высоко в горах начинали таять снега и ледники, золотодобытчики поднимались в верхние долины по ручьям, питающим Ингури. Каждый отправлялся на облюбованное место — туда, где талая вода, как старатель знал по опыту, несла небольшие количества золота, вымытого из скальных жил. В этих ручьях сваны и раскладывали бараньи шкуры — шерстью кверху. Шкуры распяливались на деревянных поддонах и притапливались с помощью камней в ложе ручья таким образом, чтобы поток перекатывался через них. Иногда старатели устанавливали целую серию поддонов — один выше другого. Вода бежала поверх руна, и крупицы золота, более тяжелые, чем частицы песка и ила, застревали в шерсти. Каждый золотодобытчик знал, когда нужно проверять золотую ловушку, — это зависело от насыщенности воды драгоценными крупицами и от силы потока, подверженного сезонным колебаниям. Когда наступало время, золотоискатель извлекал шкуры из ручья, отмывал от накопившегося ила и собирал золотые крупицы. В исключительных случаях, в самых богатых районах, первое руно — то, которое лежало выше по течению, — оказывалось настолько насыщенным золотом, что в буквальном смысле становилось золотым.

Греческий географ Страбон, писавший в V веке до нашей эры, подозревал, что такое возможно; в его «Географии» говорится: «В их (колхов. — Авт.) стране горные потоки приносят золото, и варвары ловят его решетами и косматыми шкурами. Отсюда, говорят, и возник миф о золотом руне». Две тысячи лет спустя, как ни поразительно, удалось найти людей, которые знали древнюю технику добычи золота и применяли ее на практике еще на своем веку. Стоя по щиколотку в ледяной воде Ингури, они показывали мне инструменты своего ремесла: бараньи шкуры, прибитые к доскам, мотыги для разравнивания ила по шерсти, скребок для чистки руна и простой деревянный лоток, на котором промывается осадок на последнем этапе золотодобычи. В тот же день во время короткой, но очень трогательной церемонии отец одного сванского героя — альпиниста, погибшего на восхождении, — вручил мне старательскую баранью шкуру и сванский костюм.

Оставалось выяснить только один — последний вопрос (по крайней мере, я так думал). Есть ли какое-нибудь свидетельство, что греки, или ахейцы, как они тогда назывались, действительно добрались до страны золотого руна примерно во времена Ясона? В Грузии до сих пор не найдено ни керамики, ни ювелирных изделий, ни каких-либо иных материальных следов микенской культуры, и скептики могут утверждать, что все сказки-де о золотом руне и священном баране родились много столетий спустя, когда на берегах Фасиса были основаны греческие колонии. Возможно, и так, если не учитывать наиважнейшее свидетельство — лингвистическое. Для обозначения большой реки, протекавшей по территории Грузии, греки использовали слово «Фасис», но чтобы узнать это слово, они должны были войти в контакт с колхами задолго до конца первого тысячелетия до нашей эры. Рисмаг Гордезиани, научный руководитель лаборатории по исследованию культур Средиземноморья Тбилисского государственного университета, объяснил мне, насколько важен этот ключ.