Книга Адмиралы мятежных флотов. Морская коллекция - Николай Черкашин

Близилось 9 июня, последний день командования Колчака Черноморским флотом… Накануне, 8 июня, на плацу старинных Лазаревских казарм столпились тысячи матросов. Балтийские делегаты витийствовали на трибуне, требуя отобрать у офицеров личное оружие, «которого у них подозрительно много», - револьверы, кортики, сабли - и передать его полковым и судовым комитетам. Тут господствовала не столько «пролетарская идея», сколько животный страх: что если офицеры силой оружия вернут себе власть? Уж и полетят тогда головы зачинщиков…

В два часа дня на корабли флота полетела радиограмма, провоцирующая кровь, столкновения, самоубийства, - судовым комитетам обезоружить офицеров. Пришло такое распоряжение и на флагманский корабль - броненосный крейсер «Георгий Победоносец». В послеобеденный час в кабинет-каюту адмирала гурьбой ввалились комитетчики и потребовали сдать им оружие. Секунду-другую Колчак осознавал, что происходит: бунт? измена? провокация? издевка?

Никогда в жизни он не испытывал подобного унижения. И от кого - от моряков, которых он лично водил в бой, с которыми разделял одну судьбу - соленую горечь последнего вдоха?!

Колчак никогда не боялся матросов, за двадцать лет плаваний, полярных экспедиций, боев на суше и на море он хорошо постиг душу русского человека в форменке. Умел говорить и ладить с флотским людом. Он и в эту горячую минуту сумел бы отправить комитетчиков ни с чем, но это уже не имело никакого смысла: Черноморский флот как боевая сила больше не существовал. Ему удалось продлить агонию российского флота всего лишь на три месяца… Отныне Севастополь становился еще одним кровавым Кронштадтом.

Много позже некоторые большевистские мемуаристы, Павел Дыбенко в частности, начнут утверждать, что именно матросы-балтийцы, прибывшие в Севастополь для углубления революции, обезоружили Колчака: «Шпагу с него сорвали, за борт бросили». Однако эта ложь не получила никакого хождения. Ее затмила легенда, ставшая в глазах многих современников Колчака почти фактом: адмирал собрал по большому сбору команду крейсера и вышел к строю. С гневом и болью он говорил им о том, что даже японцы - враги! - и те оставили ему в плену Георгиевскую саблю, щадя его отнюдь не адмиральское - лейтенантское достоинство. И вот свои же, русские люди в некоем злобном затмении врываются к нему с требованием, позорящим и их, и его, с требованием, до которого не опустились бы и турки, окажись он в их власти…

Матросы слушали молча. И, кажется, сочувствовали ему. И, кажется, понимали его… Закончив речь, Колчак отстегнул от пояса ножны с порт-артурским клинком.

- Мое оружие вы не снимите с меня ни с живого, ни с мертвого… Не вы мне его вручили, не вы и возьмете!

С этими словами он швырнул саблю за борт, в море. Лишь взблеснул на солнце золотой эфес с надписью - «За храбрость»…

Личный адъютант адмирала лейтенант Князев утверждал, что матросы потом достали со дна саблю и вернули ее комфлоту. Бесспорно одно: в конце июня, когда Колчак находился в Петрограде, Союз офицеров армии и флота преподнес ему в знак глубокого уважения «оружие храбрых» - золотой кортик.

Справка. Более ста лет подряд, вплоть до 1917 года, сход морского офицера с корабля на берег обязывал его быть при кортике. Служба в береговых учреждениях флота - штабах, учебных заведениях и т.д. - также требовала от морских офицеров, проходящих там службу, всегда носить кортик. На корабле ношение кортика было обязательным только для вахтенного начальника.

Русский морской кортик по своей форме и отделке был настолько красив и изящен, что германский кайзер Вильгельм II, обходя в 1902 году строй экипажа новейшего русского крейсера «Варяг», был восхищен им и приказал ввести для офицеров своего «флота открытого моря» кортики.

Кроме немцев, еще в 80-х годах XIX века русский кортик был заимствован японцами, сделавшими его похожим на маленькую самурайскую саблю. К началу XX века русский кортик стал принадлежностью формы одежды офицеров почти всех флотов мира, символом офицерской чести и достоинства.

Итак, конфликт с отданием чести вылился в хорошо раздутую «бурю матросского гнева», после чего командующий флотом посчитал свое дальнейшее пребывание на этом посту невозможным. То, о чем так долго твердили большевики, наконец, свершилось. Адмирал Сушон и его стамбульские коллеги облегченно вздохнули. Вознесли хвалу Господу и в Лондоне: за судьбу Босфора можно было не тревожиться.

РУКОЮ ИСТОРИКА (В.И. Попов). «Падение самодержавия как нельзя более устраивало Англию - правительство и даже короля. Более того, само британское правительство в 1916-1917 годах предпринимало ряд шагов, чтобы свалить самодержавие. Посол Англии в России Д. Бьюкенен поощрял антимонархические буржуазные партии. Он сам признавался, что сочувствовал им. Английское посольство в Петрограде сделалось конспиративным центром, в котором обсуждались планы ликвидации русской монархии…

Радость в правящих кругах Англии по поводу свержения монархии была, я бы сказал, даже неприличной… Посол Бьюкенен поздравил русский народ с революцией…

Почему Англия радовалась свержению монархии в России? Дело в том, что 5 сентября 1914 года Англия под давлением России подписала договор, по которому Черноморские проливы после войны отходили России. Англия никогда не собиралась выполнять этот договор и пускать Россию к проливам и в Средиземное море. Теперь же отречение царя, подписавшего договор, облегчало для английской короны аннулирование договора: нет царя - нет и английских обязательств…»

Мало кто знает, что отрекшийся царь, ставший вдруг гражданином Романовым, сразу же оказался у черты бедности. Ведь все свои банковские средства - 200 миллионов рублей - Николай II пожертвовал на нужды раненых, увечных и их семей.

Именно Босфор пролег непроходимой трещиной в как в политических, так и в родственных отношениях российского императора и английского короля. Англия не сделала даже жеста, чтобы спасти семью низложенного царя.

«Это было тем более странным, что Германией были созданы нормальные условия для переезда Николая II и его семьи. По сведениям дворцового коменданта Воейкова, через датского посла было запрошено германское командование, сможет ли оно создать безопасные условия для проезда царя в Англию; был получен категорический ответ: «Ни одна боевая единица германского флота не нападет на какое-либо судно, перевозящее государя и его семью». И только после того, как Милюков, министр иностранных дел, настойчиво попросил Бьюкенена ускорить присылку крейсера, он получил неожиданный ответ. Английский посол информировал российского министра, что правительство Его Величества «больше не настаивает на переезде царя в Англию». Этот шаг был «шедевром» дипломатического маневра. Как будто Англия раньше «настаивала» на приезде Николая…»

Босфор, Босфор…

Ближе к полуночи того горького дня вице-адмирал Колчак приказал спустить с мачты «Георгия Победоносца» свой флаг командующего флотом. Все полномочия он передал старшему из флагманов контр-адмиралу В.К. Лукину,