Книга Зачарованный мир - Константин Мзареулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я не знаю, с кем говорю! – с надменной свирепостью прорычал Сумук.
Дернув его за край плаща, Гасанбек пролепетал: «Это же сам Горуглу». Джадугяр вздрогнул и умерил гнев, внимательно разглядывая легендарного разбойника, которого простой народ считал своим заступником и непременным – в скором будущем – освободителем. Горуглу сказал самолюбиво:
– Я поздоровался, но пока не услышал ответа.
Улыбнувшись, Сумукдиар приветствовал его по всем правилам традиционного гирканского ритуала и представил своих спутников.
– Это Фаранах Муканна? – поразился атаман. – И ты не постеснялся назвать нас «взбунтовавшимися рабами»?! А ведь когда-то я сражался в тумене твоего отца под красным знаменем Парпага!
– Папаша любил экзотику, но с годами образумился, – буркнул Фаранах почти миролюбиво.
Печально покачав головой, Горуглу заметил: дескать, с годами люди меняются, но все равно, мол, старый Бахрам много сделал для своего народа. Диспут, впрочем, угас, не успев толком разгореться. Атаман всячески стремился показать свое расположение к нежданным гостям, даже приказал вернуть оружие и прочие вещи, отнятые у пленников.
В разгар этой суматохи из шатра торжественно вылезла, застегивая платье, Удака. Не глядя на Сумукдиара, танцовщица на глазах у всех буквально липла к атаману, нежно щебеча что-то ему на ухо.
«Значит, не врут, что был у нее роман с опасным преступником, – без тени ревности подумал агабек. – Ну мир вам да любовь». Он испытывал даже некоторое облегчение – пышнотелая девка имела гадкую привычку нудно клянчить дорогие подарки, причем принималась вымогать их в самый неподходящий момент, отчего любовные эпизоды с ее участием обретали неприятный привкус.
Немного сконфуженный столь откровенным проявлением ее чувств Горуглу предложил подкрепиться и вообще отметить по народному обычаю встречу с дорогими гостями. Сумук добродушно сообщил, что неподалеку на поляне валяется подстреленный им тур. Двое разбойников поскакали за добычей гирканца, еще десяток засуетились по хозяйству.
Вдруг один из воинов сказал, показывая пальцем на Сумука:
– Командир! Я видел, как он охотился. А в кустах позади него лежал какой-то жирный боров. Жирный целился из лука в спину нашему гостю. Я убил его.
Не столько рассказ разбойника потряс Сумукдиара, сколько его характерный акцент. Несомненно, парень был хастанцем! И прочих членов шайки – гирканцев, акабцев, мидийцев и уроженцев остальных земель Атарпадана – сей факт вовсе не смущал. Приглядевшись к окружавшим его лицам, джадугяр неожиданно понял, что отряд Горуглу очень разнороден по племенному составу. Здесь были и парфяне, и атарпаданцы, и колхи, и аланы, и саспиры, и хастанцы, даже рыссы. Похоже, во имя того дела, за которое они сражались, эти люди сумели забыть межплеменную рознь.
– Да, маг-алверчи из военного министерства пытался убить меня заколдованной стрелой, – подтвердил он. – Хотел бы я знать, какой добрый дух привел тебя на то место, чтобы спасти меня от предательского выстрела.
– Не знаю, – признался разбойник-хастанец. – Я был послан совсем в другое место, но почему-то пошел в сторону водопада. Наверное, тебя охраняют могущественные сверхъестественные силы.
– Нухбала продался Гара Пейгамбару? – поразился Фаранах. – Он, конечно, дурак и подлец, но все же – государственный чиновник. Не мог он снюхаться с мракобесами из Черного Храма, которые клянутся разрушить наше государство.
Сумукдиар хотел растолковать кузену, что государственные чиновники продажны и привыкли подчиняться силе, а потому охотно пойдут служить не только слугам Иблиса, но и к Тангри-Хану. Лишь бы платили. Но говорить этого он не стал: у Фаранаха были очень абстрактные идеализированные представления, мешающие правильному пониманию сложных политических событий. Единственно верный взгляд на все происходящее присущ, как известно, лишь почитателям Единого бога и Джуга-Шаха.
– Погодите… – Встревоженный Горутлу отвел Сумукдиара в сторону и, хмурясь, сказал: – Ты попал в дурную историю и будешь вынужден отвечать на неприятные вопросы эмирского мухабарата. Как ты объяснишь, что с охоты вы вернулись без одного из спутников? И что будет, когда твои друзья станут болтать о встрече со знаменитым разбойником? А ведь они наверняка станут болтать!
– Не беспокойся и не забывай, что имеешь дело с джадугяром высшего ранга, – ухмыльнулся, отмахиваясь, агабек. – Скоро все они напрочь забудут об этой встрече, только Фаранаху будет сниться мужественный сподвижник его отца. Остальное тоже не сложно: напали бандиты, убили кастрата-чиновника, похитили Удаку…
Атаман тихонько засмеялся, покачивая седеющей, несмотря на молодость, головой. Сумук тоже улыбнулся, но про себя печально отметил, что и у него в голове появляется все больше серебра, а лицо бороздят глубокие морщины – магия дает могущество, но отбирает молодость…
– Ты хорошо придумал, – одобрительно сказал Горуглу. – Только девушка вернется с вами – такая обуза чрезмерна для моей суровой походной жизни… И вообще не думай лишнего – я не ревнив.
– Я тоже, – фыркнул Сумук. – Так что и тебе нечего беспокоиться.
Мужчины обменялись понимающими взглядами и похлопали друг друга по плечам. Потом атаман вдруг спросил: не считает ли, мол, агабек, что его дядя Бахрам Муканна мог бы стать неплохим эмиром, когда восставший народ сметет прогнивший режим династии Ас-Кечан-Гюн. Вопрос этот сегодня уже возникал, поэтому Сумук ответил, почти не задумываясь, что Бахрам недостаточно влиятелен. «Главное, чтоб народ любил, – сказал Горуглу. – А потом умный правитель всегда сумеет склонить на свою сторону даже недоброжелателей». Из этого Сумукдиар сделал вывод, что Горуглу, может быть, хороший атаман, но слабый политик.
С тем они и вернулись к остальным. Над костром уже покрывались аппетитной корочкой освежеванные туши кабана и тура, на ковре была расстелена длинная скатерть – дастархан. Городские девицы помогали разбойникам расставлять медные блюда с фруктами и лесными ягодами, из шатра подкатили два солидных бочонка явно кахетинского происхождения.
– Хорошее вино, – причмокнув, сказал Фаранах. – Не меньше двадцати лет выдержки.
– Сорок лет, генацвале, – весело уточнил бородатый разбойник-саспир. – Позавчера у князя одного взяли.
– Так вы и в Колхиде промышляете? – поразился Сумук.
Кашлянув, Горуглу предотвратил обсуждение ненужных подробностей и предложил рассаживаться. Роскошное мясо, бесподобное вино, свежий воздух – аппетит у всех прорезался зверский, так что снедь была уничтожена в один присест. Допивая кубок кахетинского, Горуглу щелкнул пальцами, и вся разгуляй-компания затянула песни – колхидские, атарпаданские, аланские, легские, хастанские и сколотские. Потом вдруг встал на колени пожилой разбойник со слабым хварно – все остальные моментально умолкли – и запел фальцетом:
– Дин-а-Мохаммед!
Разбойники дружно подхватили, а Сумук остолбенел. «С именем Пророка», – это был новый парфянский гимн, исполняемый лишь поклонниками Единого бога! Отряд Горуглу – слуги Единого!