Книга Викинг туманного берега - Валерий Большаков

– Туда и нам путь держать! – кивнул Хродгейр и построжел. – А теперь позаботимся о павших.

Глава 35. Константин Плющ

Непр, борт корабля «Рататоск». 6 июля 871 года

Закат был великолепен – багровые, желтые, оранжевые полотнища на полнеба. И на этом фоне впечатляюще выделялся храм бога солнца – шестиугольное строение с остроконечной крышей, уложенной плитками шифера.

За раздернутыми занавесями виднелось само святилище – несколько костров, разожженных по кругу, бросали отсветы на статую Хорса, истукана, прижимавшего к пузу солнечный диск из золота.

К капищу вели грубоватые каменные ступени, на них недвижимо стояли жрецы – трое стариканов в белых одеждах, с непременными посохами в руках.

Хродгейр храбро вышел к ним и поклонился, испрашивая позволения совершить траурный обряд, дополнив слова подношением.

Старцы милостиво кивнули и даже выделили пузырек с ароматным маслом, пообещав, что их слуги принесут к месту сожжения факелы, запаленные от негаснущего огня храмовых костров.

Место для кремации находилось чуток севернее, на скалистой оконечности Хортицы. Там имелась гладкая круглая площадка, уже не раз опаленная погребальным огнем.

– Дров нынче много, – усмехнулся Йодур. – Займемся!

Корпус полусожженного кнорра порубили быстро, вдесятером. Добавили плавника и хвороста из лесу, и получилась уже не куча даже, а настоящая гора дров.

На самый верх уложили Свейна, Торбранда и Вагна. Их тела, уже тронутые тлением, обрядили в белые одежды, обмазав лица благовонным маслом.

Жрецы не подвели – в потемках показались трое служек, несущих факелы. Их приняли Хродгейр, Свенельд и Хадд.

Священному огню пришлось по вкусу нагромождение дров, он перекинулся, затрещал хворостом, разгораясь, жадно охватывая шершавые стволы плавника, источенные камнями и песком.

Костер запылал ярко и могуче, поднимаясь в небо слепящими клубами, закручиваясь пламенными вихрями. Треск уже не был слышен, теряясь в громовом гуле огня.

Тела героев сгорали, возносясь с дымом к небесным чертогам Вальхаллы.

* * *

Подъем скомандовали очень рано, до рассвета. Костя, сонный и вялый, сходил к ручью, что падал с камня в реку, совсем рядом с пристанью, и умылся. Холодная вода хорошо освежила, проясняя сознание, выгоняя остатки сна, возвращая в явь.

– Все на борт! – скомандовал Хродгейр. – Пожуем в дороге…

Экипаж был довольно бодр – ценный груз, что занял место в маленькой загородке под носовой полупалубой, грел их души.

А если они до конца уделают Эйнара, то разбогатеют весьма основательно – и на крепкий дом хватит, и на хозяйство. И на мунд за невесту останется. Стимул – великое дело.

Валерка тоже радовался – его домовитая натура горячо поддерживала и одобряла «раскулачивание» Пешехода.

Костя спокойнее относился к «бонусам». Хотя, чего греха таить, тяжесть «побрякушек» была ему приятна. Но в данный момент, в это самое утро, спокойствие шло не от предвкушения добычи.

Хродгейр продолжал погоню, и это было главным. А Кривой не из тех, кто даст улизнуть врагу или зверю на охоте. Этот, уж коли вцепится, то не выпустит, пока не доконает.

* * *

Скрылась за кормой Хортица, по сторонам распахнулся Великий Луг – днепровская пойма, настоящее царство пернатых. Безбрежные плавни уходили, казалось, в бесконечность. Прорезанные массой проток, они перемежались с болотами, озерами, бобровыми запрудами, плавневыми дубняками, клочками степи, и отовсюду доносилось кряканье, писк, щебет. Иногда разжиревшая щука, хватающая птенца, пугала птиц, и громадные стаи пеликанов, бакланов и прочих птахов поднимались в небо, настоящими тучами застя солнце.

– А они не скрылись в плавнях? – нахмурился Йодур, оглядывая шуршавший простор.

– Вряд ли, – флегматично ответил Хродгейр. – Да и что это даст Эйнару? Мы же сможем его запереть на Непре! И будем дожидаться, пока он сам на нас выйдет. Нет, не станет Пешеход задерживаться. Он не успокоится, пока не попадет в Миклагард.

– А нам по дороге! – хохотнул Беловолосый.

Вечером к берегу не приставали, хотя бы потому, что было неясно, где же он, этот берег: на Великом Лугу понятие «суша» было расплывчатым – в обоих смыслах.

Кнорр загнали в камыши и бросили якорь. Натянули тент над палубой и улеглись, кто где мог. Птицы спать не мешали, в темноте их неутихавший гомон смолк, как будто все бесчисленные стаи снялись с места и улетели прочь.

А ранним-ранним утром, когда рассвет только намечался, «Рататоск» снова вышел в путь.

Несколько дней подряд житие не святого Константина наполняли скука и скученность. Непр давно уже катил свои обильные воды на юго-запад, завершая великую дугу по степи.

Река делалась все шире и шире, разрастаясь лиманом и солонея.

Остров Березань осмотрели из чувства долга, никого не нашли, но стоянку обнаружили-таки. Кострище было тщательно забросано песком, все следы прометены пучками веток, но следопытов такими детскими уловками не обманешь.

Угли погасли, но не остыли – «Морской сокол» и «Тангриснир» опережали «Рататоск» меньше чем на день!

От нетерпения Хродгейр приказал гребцам «помочь» парусу. Ходу прибавилось.

Кнорр долго шел на траверзе Гилеи[59], заросшей березами, дубами, осинами, ольшаником. В давние времена в этих местах шумела священная роща Гекаты. С тех пор не менялось лишь одно – обилие оленей, медведей и кабанов.

Охотиться здесь некому было, и зверье процветало.

Следующим утром «Рататоск» вышел в Русское море, на синий простор шумнокипящего Понта Эвксинского.

Глава 36. Константин Плющ. В Гостях у Ахилла

Русское море, остров Левка. 13 июля 871 года

Кнорр был не шибко быстроходен, но пять-шесть узлов[60] кораблик выдавал-таки. Весь день Хродгейр продолжал держать курс на юго-запад, словно по привычке.

Море привело викингов и варягов в равное умиротворение. Река – это узость, на ней корабль словно пес на привязи. А в море – воля! Здесь тебя ничто не держит и, если кормщик – человек бывалый и знающий, то проведет кнорр и днем, сверяясь с солнцем, и ночью, счисляя свой путь по звездам.

И ветра подскажут путь, и течения, и даже соленость воды.