Книга Пантера Людвига Опенгейма - Дмитрий Агалаков

Занавес дрогнул, и одна половина его поползла вправо, захваченная рукой в черной перчатке, с четырьмя перстнями. И вот на сцену, точно из волны, вышла женщина в черном платье и точно таком же берете, заломленном набок.

– Подумать только, – нарушил тишину голос весельчака, – она еще прекраснее, чем мы предполагали!

Давид даже привстал со своего места. Лея и Пуль почти одновременно оглянулись на него. Но сейчас он меньше всего думал о своих друзьях.

Бледное лицо – молодое, с хищными чертами, было обращено к залу. Ястребиный нос, тонкие губы, четкий излом бровей. Пронзительный взгляд темных глаз охватил всех зрителей разом. Руки женщины были скованны щелком перчаток, пальцы, все, кроме больших, украшали перстни.

И тогда Давид вспомнил все до мелочей: маленькое кафе на Весенней площади в Пальма-Аме; фонтан, голуби. На лавке, спиной к нему, сидит женщина в черном. Он уже готов окликнуть ее. «Лейла?!.» – едва не срывается с его языка! Он обходит лавку и понимает – обознался. Чужое лицо, невидящие глаза, на коленях – руки; длинные пальцы, перстни. Он говорит с ней… А конферансье – ее долговязый спутник, тот самый медно-длинноусый «Шут»! И не успел он, Давид Гедеон, оглянуться, как они растворились в легких сумерках Пальмы-Амы. Но он видел г-жу Элизабет и раньше… Вот по тротуару идет старый человек, помогая себе тростью. Он, Давид, уже готов броситься к отцу, но темный фиакр отрезает ему путь. Мельком он увидел лицо пассажирки, но запомнил его на всю жизнь!..

Иллюзионистка была той самой женщиной, с которой ему меньше всего хотелось встретиться вновь.

Г-жа Элизабет оглядела зал и уставилась точно на зрителя в последнем ряду – в проходе. Сердце Давида сжалось – ее взгляд был обращен к нему! Глубокие и темные, едва скрывающие насмешку, ее глаза притягивали, как магнит. И в то же время Давиду показалось, что они нацелены сквозь него. Взгляды их пересеклись только на мгновение…

– У всякого ларца, что хранит драгоценности, есть замок, – уже забыв о Давиде, проговорила г-жа Элизабет. – И чем больше в ларце драгоценностей, тем замок сложнее. И тем труднее подобрать к нему ключ. Но есть умельцы, которым нет преград. Любой замок им по плечу. Не так ли, господин Ольм? – как ни в чем не бывало она указала рукой именно туда, откуда недавно доносился голос прыткого насмешника. – Скажите, что я права.

– Простите? – настороженно пролепетал тот.

– Я говорю о ларце заводчика Корнелия Шореаля, дворецким которого вы являетесь.

Вперед выступил рыжеусый господин:

– У него не то что ларец – настоящий сейф, – посвятил он в подробности дела весь зал. – И все же кто-то вскрыл его и взял все драгоценности. Уже три недели полиция ищет негодяя, с ног сбилась. Особенно интересует стражей правопорядка, как и самого г-на Шореаля, алмаз шейха Омара. Музейная реликвия, между прочим!

Госпожа Элизабет улыбнулась:

– Кажется, вам знакома эта тайна, господин Ольм?

– И не от того ли, что она вам знакома, вы такой счастливый, господин дворецкий? – в тон своей госпоже добавил рыжеусый господин. – Вернее, были таковым только что. А теперь даже цвет вашего лица изменился к худшему. Почему? Ответьте же нам!

Балагур, которого назвали «дворецким» и «господином Ольмом», оказавшись толстяком лет пятидесяти, поднялся со своего места и потянул за собой домашних – растерявшуюся жену и малолетнего сына. Он протискивался к выходу. Уже у матерчатого полога шатра, на пороге, отчаянно потряс пальцем и выкрикнул:

– Я вам не позволю клеветать на честного человека! Я до вас доберусь, проклятые комедианты!

– Не забудьте перепрятать алмаз шейха Омара, уважаемый господин Ольм! – выкрикнул конферансье. – Как-никак, а это – прима в вашей новоприобретенной коллекции! Такие алмазы беречь нужно, а не в парчу зашивать! В требухе куклы вашей дочери – очень ненадежное место! Подарит она свою куклу подруге, а у той собака. А собаки ой как не терпят в доме чужих вещей! Растреплет ее, порвет. И станет обладателем алмаза в пятьсот пятьдесят тысяч монет ваш коллега – другой дворецкий. А то и простая горничная. И не дождется ваша любовница обещанной награды!

Супруга г-на Ольма, кажется, превратилась в соляной столб. Г-жа Элизабет дернула за рукав своего спутника, но тот не унимался:

– Три года ей пришлось потакать вашим прихотям! А она терпеть не может старых и ленивых хряков! Ей бы молодчика из той же прислуги! А не брюхо, которое распирает от газов!

Неодобрительно покачав головой, иллюзионистка посильнее одернула рыжеусого господина.

– Будет с него, Себастьян! – с укоризной добавила она.

– Бросит вас, пузана, и правильно сделает! – напоследок выдохнул тот. – Простите, госпожа Элизабет, но куда это годится? Может быть, он и смельчак, но – дешевка!

Весь зал, включая учеников Огастиона Баратрана, смотрели вслед удирающему остряку, который поторапливал растерянное семейство.

Смех в зале, едва возникнув, улегся. Внимание всех было приковано к г-жа Элизабет.

– Господин Ольм ушел, не будем о том сожалеть, – мягко проговорила хозяйка вечера. – Тем более что у нас впереди много тайн и загадок. – Она высоко подняла голову. – Так вот, сердце человека – тот же ларец, ключ от которого найти не так уж и просто. Но возможно. И для самого неприступного! Возможно не для вас, – она указала пальцем куда-то в первый ряд, – и не для вас, – дотянулась тем же пальцем до ряда последнего. – Для меня. Я могу открыть любой замок. Подберу ключ, а не будет ключа – воспользуюсь отмычкой. Но обязательно открою! Госпожа Борей-Амбадор! В девичестве – Муви! Госпожа Муви! Да-да, вы, милая женщина, седьмой ряд, десятое место! Правильно, вы…

– Несчастная, – пробормотала Лея. – Надеюсь, она-то не воровка?

– Госпоже Элизабет стоило бы работать в полиции, – отозвался Пуль. – Если, конечно, господин Ольм и впрямь виноват. Преступности бы тогда и след простыл!

Давид вытянул голову и разглядел женщину в собольей накидке и темной шляпке; она сидела в компании элегантного мужчины. Смущенная, г-жа Муви озиралась, чувствуя, что притягивает к себе взгляды.

– Помашите мне рукой, госпожа Муви! – ласково попросила иллюзионистка.

Нерешительно, г-жа Муви подняла руку, в которой были зажаты перчатки, и нарочито беззаботно потрепала ими в воздухе.

– Прекрасно, прекрасно, – одобрила ее г-жа Элизабет. – По мужу у вас такое сложное имя. Можно, я буду называть вас, как вас называли чуть раньше? Сделайте мне такую любезность. (Женщина была в замешательстве.) Отказа я не приму! – Г-жа Элизабет покачала пальцем с нанизанным на него перстнем. – Даже от вас, господин Борей-Амбадор. – Иллюзионистка улыбнулась женщине: – Надеюсь, вам не страшно, госпожа Муви?

– Немного, – откликнулась та.

– И тем не менее, отказываться уже поздно. Публика ждет.

Она прикрыла правой рукой, обтянутой перчаткой, глаза. Тонкие губы ее что-то зашептали.