Книга Балтийцы (сборник) - Леонид Павлов

– Странная женщина, – сказал Палов.

– Скверная женщина, – в тон ему ответил Али. – Жена, сестра, дочь шайтана (дьявола. – Авт.). От нее можно ждать всегда какое-либо зло. Хорошо, что ты ей дал золотой, откупился. Кто ей сказал, что у тебя золото в кармане? Господин ее – шайтан. А ты говоришь, что она женщина! В наших книгах, по воле Аллаха, написано, «не бей женщину даже цветком, если она покорна воле Аллаха и верна своему господину-мужу». А Хайлу надо…

Что надо сделать со старой цыганкой, Али не досказал. Замолчал, собрал свои чашки, блюдечки и поплелся за перегородку, шлепая туфлями и качая седой головой. Палов простился и ушел на корабль.

Через несколько дней его внезапно временно назначили комендантом военного транспорта, уходящего на север со срочным специальным заданием. Оставив все свои вещи на «Святогоре», взяв самое необходимое на поход темной безлунной ночью, выскальзывая из Батумской бухты, помахал прощально «Святогору» рукой: «До скорого свидания, старина!»

Но дни жизни корабля, как и дни жизни человека, все сочтены. Нельзя вымолить лишний миг жизни. Дни жизни «Святогора» подошли к концу. Палов свой корабль больше не увидел никогда.

II. Неудачный поход

С наступлением темноты выскользнули из бухты. Когда проходили боны, мимо стоящих по сторонам портовых катеров, услышали голос, отдающий какую-то команду, лязг железа на палубе, но в полной, чернильной темноте ничего не было видно. Ночь, непроглядная ночь залегла над берегом, окутала затаившийся Севастополь. Резко прозвучал звонок машинного телеграфа, и две узких серых стальных полосы, разрезав прибрежный мрак, рванулись вперед и потонули в слившихся безднах моря, неба и ночи. Эскадренные миноносцы «Быстрый» и «Пылкий» в начале весны 1916 года вышли в очередной боевой поход.

Пройдя Херсонский маяк и минные заграждения, у точки А определились и легли курсом на Босфор. Бежали легко, весело и бодро. В голове «Быстрый», имея на борту начальника дивизиона. «Пылкий» держался в кильватер, вплотную, висел на отводе, боясь оторваться и потеряться в темноте. Тишина, царившая в открытом море, почти полный штиль и мрак создавали впечатление какой-то особенной настороженности и неприятное чувство потерянности, одиночества.

Начальник дивизиона эскадренных миноносцев, капитан первого ранга Б. плотный, бравый, средних лет мужчина, застегнув пальто на все пуговицы и заложив руки за спину, прохаживался по мостику «Быстрого». Он не должен был участвовать в этом походе, так как свой брейд-вымпел держал на другом миноносце дивизиона («Поспешный»), который оставался в Севастополе, но, любитель боевых походов, операций и возможных авантюр, бравый каперанг не упускал удобных случаев. Так и в этот раз он перенес свой брейд-вымпел на «Быстрый», взяв с собою на поход своего флаг-офицера, мичмана Михаила Бескровного, и флагманского штурмана лейтенанта Б.С. Шагая по мостику, он радовался, что покинул беспокойный порт, оторвался от начальства, и наслаждался, вдыхая полной грудью соль моря, волю и простор. Вспомнил приятно проведенное время на берегу, но мысли быстро и привычно перешли к окружающей обстановке. Любовно подумал о своем дивизионе. Какой восторг, какое наслаждение плавать на таких прекрасных кораблях, командовать ими, воевать. Четыре новейших быстроходных истребителя, построенных русскими руками на русских заводах. Повернулся к корме и старался в темноте рассмотреть силуэт бегущего сзади «Пылкого». Но миноносец тонул в темноте. Только временами белый треугольник пены от буруна, взметаемого его острым форштевнем, то приближался к корме «Быстрого», то отходил. Подумал о том напряжении, которое сейчас переживает вахтенный начальник на «Пылком». Усталые глаза не отрываются от чуть белеющей кильватерной струи, рука все время лежит на кнопке сигнального звонка в машину… «Пять оборотов меньше, пять оборотов больше, пять меньше»…

– Хорошо держится «Пылкий», – обратился к командиру, капитану второго ранга Пчельникову, стоявшему у машинного телеграфа. Тот обернулся.

– Д-а-а-а… – медленно протянул. И сейчас же заговорила ревность командира за свой миноносец.

– Ему не так уж трудно. Мы все время держим постоянное число оборотов.

Начальник дивизиона понял, усмехнулся, поторопился успокоить.

– Конечно, конечно. Я сейчас не нужен, спущусь к себе, с рассветом пошлите мне доложить.

С рассветом пришли в видимость берега, где-то между Шили и Кара-Бурну. Правее неясной туманной массой темнел вход в Босфор. Мертвое, пустынное море. На всем горизонте ни одного паруса, ни дымка дозорного турецкого миноносца, ни жужжания в воздухе аэроплана-разведчика. Все, как по сигналу, спряталось и притаилось, и, быть может, только перископ подводной лодки, не успевшей выйти на позицию, следил за двумя хищниками, пришедшими в неприятельские воды за добычей.

А погода заметно портилась, холодело, ветер усиливался, его порывы крепчали, и мелкая волна с раздражением, суетливо билась в стальной корпус миноносца. Ничего не найдя в районе Босфора, повернули к осту и пошли вдоль Анатолийского побережья. Море продолжало оставаться пустынным. Очевидно, неприятельская разведка предупредила о набеге миноносцев. И только уже недалеко от Синопа заметили идущий под берегом парусный палубный турецкий баркас, тонн пятьдесят водоизмещением. Заметив миноносцы, турки повернули круто к берегу, стараясь укрыться в одной из маленьких бухт. Догнать и подойти к баркасу миноносцы не могли из-за мелководья. На мостике все бинокли были направлены на удирающий маленький парусник. На полубаке, у носового орудия, стояли прислуга и исполнявший должность артиллерийского офицера мичман Гавришев. Всех интересовало – уйдет турок или нет. Начальник дивизиона повернулся к командиру:

– Прикажите носовому орудию дать выстрел по баркасу, чтобы он остановился.

Почему-то мичману пришла в голову блестящая идея самому дать этот выстрел, и, отведя рукой комендора-наводчика в сторону, он прильнул к оптическому прицелу, наводя орудие на удирающий парус. Грянул выстрел, и зрителям, в поле видимости биноклей и наблюдающим просто зоркими глазами, представилась неожиданная картина. Снаряд попал в самый центр парусника, и он исчез в белом столбе взрыва и взметнувшейся воды. Видно было, как из этого столба вылетела вверх мачта, а перегоняя ее и подымаясь все выше и выше, летели два человечка вниз головами, с ногами, раздвинутыми в стороны. Дойдя до какой-то точки, человечки остановились и полетели вниз, не изменяя положения. Все это внезапно опустилось, и на поверхности моря не осталось следа от совершенно ненужно разыгравшейся трагедии смерти, быть может, маленьких людей. Кто-то протянул:

– Ммм… д-а-а-а…, бывает…

– Кто их знает, быть может, везли оружие, почему так удирали?

В этих словах начальник дивизиона хотел найти оправдание факту, уже ставшему прошлым, неизбежным случаем в жестоком, бескомпромиссном ходе войны.

Отошли немного в море и опять пошли вдоль берега. Непрерывно усиливался ветер, и быстро нарастала крутая волна. Сумеречный свет ложился на воду, и сумеречно-синие миноносцы скользили с гребня на гребень. Уменьшалась видимость горизонта. С мостика наблюдали, как все кругом внезапно задергивалось мглой, и в этой мгле силуэты кораблей, мачты, трубы становились неясными, расплывчатыми. Невидимое море глухо шумело внизу, и волна, разрезаемая миноносцами, ударяясь в их скулы, взметалась высоко вверх и осыпала дождем холодных брызг стоявших на мостике. Сложившаяся обстановка исключала смысл дальнейшего похода. Начальник дивизиона решил возвращаться. Но определив свое место и установив количество оставшейся нефти, увидели, что расстояние до Севастополя больше, чем до Батума и что переход в Севастополь, при недостаточном количестве нефти в свежую погоду является рискованным. В воздух полетела зашифрованная радиограмма – просьба командующему флотом разрешить миноносцам зайти в Батум, отстояться от шторма и пополнить запасы нефти. Скоро приняли разрешение и, проложив курс на Батум, заспешили вперед двадцатиузловым ходом.