Книга Крымская война. Попутчики - Борис Батыршин

А.М.: Слушай, не борзей! Я тебе и так лишнего наговорил, секретность, сам понимаешь..

Пометка красным карандашом:

Вконец обнаглели ФСБ-шники! Края потеряли (зачеркнуто) , думают, им (зачеркнуто), все теперь сойдет!

С.В.: Ладно, (зачеркнуто) с ним, с генералом. Ты мне вот что скажи - что думаешь о наших попутчиках?

А.М.: О попутчиках? А-а-а, это ты о тех, из Первой Мировой?

С.В.: Нет, (зачеркнуто), о Санта-Клаусе! О ком же еще? Что говорит наука?

А.М.: Наука молчит, как партизан на допросе. Груздев в коме, Валька не мычит, ни телится. Боюсь, не его это уровень.

С.В.: Хреново, коли так. А с профессором что, и правда так плохо?

А.М.: А (зачеркнуто) его знает. Этот доктор (зачеркнуто) от вопросов уходит, мямлит (зачеркнуто). Вчера Кремень припер его к переборке, так наш Айболит юлил-юлил, но признался: проф не жилец, ему давно уже полагалось ласты склеить. А почему он до сих пор дышит - сие науке неведомо. Наука, пока, понимаешь, не в курсе...

С.В.: Смешно. А что ты говорил про какие-то молнии?

А.М.: Да ерунда, приведелось, наверное. Это ж было в момент переноса - там такие энергии плясали... или статика какая от лееров?

С.В.: По моему, ты неправ. Советую крепко подумать - а вдруг?

А.М.: Да чего тут думать? Трясти надо! В смысле - пущай Валентин разбирается, а уж там...

С.В.: Ладно, дело ваше. Думаешь, он справится?

А.М.: Кто его знает? Он электронщик, в хронофизике разбирается, как свинья в апельсинах. Правда, вчера закончил расшифровку данных с приборов и выдал расклад по этим... как ты их назвал?

С.В.: Кого?

А.М.: Попаданцев из шестнадцатого.

С.В.: Попутчики?

А.М.: Да, они. Кстати, ты знаешь, что была еще и подводная лодка? Немецкая, мы ее нашли - выбросилась на турецкий берег и почему-то сгорела.

С.В.: Да ладно? Вот ни (зачеркнуто) же себе! А я думал, мне Эссен (зачеркнуто) про торпеду.

А.М.: Про какую торпеду?

С.В.: Забей. Так что там за расклад?

А.М.: А то, что твоей группой дело могло и не ограничиться. Говорит - приборы зафиксировали другой перенос, по массе примерно как «Адамант» с вашими тремя посудинами и субмариной.

С.В.: Так это ж...

А.М.: Во-во. Я тоже так подумал. Противолодочник плюс БДК со всем фаршем.

С.В.: Так они что, тоже здесь?

А.М.: Нет их тут. Мы эфир все время слушаем. Кроме вас - никого.

С.В.: Тогда я не понял...

А.М.: Да и мы не очень поняли. А Валя зуб дает, что перенос был.

С.В.: Может, и был. Только нам-то с того что за навар? Сам говоришь, здесь их нет.

А.М.: Выходит, нет.

С.В.: Вот и давай тогда по тому, что есть. А что с Белых?

А.М.: (смеется) Решил поиграть в капитана Блада. Что он удумал с пароходом - не поверишь! Я, как услышал, полчаса икал!

С.В.: Интересно. Слушай, меня тут зовут, давай в другой раз?

А.М.: Ну, давай, до связи.

С.В.: До связи. Завтра, в то же время?

А.М.: Лады. Да, Кремень просит данные по плацдарму.

С.В.: Помню-помню, все будет. Отбой.

(конец документа)

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

16-е сентября 1854 г.

Гидрокрейсер «Алмаз»

лейтенант Реймонд фон Эссен

- Ну и кто вы есть после этого? Армеуты, папуасы, колец в носах не хватает! Ну ладно, дома безобразили - могу понять, хотя тоже свинячество. Но здесь-то, перед предками - как вам только не совестно? Вот ты, Кобылин, скажи - как тебя, храпоидола, после такого земля носит?

Летнаб, переминался с ноги на ногу. Он старался изобразить крайнюю степень раскаяния, но безуспешно - мешала скошенная на сторону физиономия. Глаз затек, почернел, нос увеличился по крайней мере, вдвое, бровь, залепленная пластырем, набрякла над почерневшим веком. Правую руку, с разбитыми костяшками и опухшим запястьем, Кобылин держал на отлете.

- И какой из тебя наблюдатель? Нам, может, завтра лететь, а что ты таким глазом разглядишь? А ты, Рубахин, не прячься, покажись! Или думаешь, забыл о тебе? Нет, мер-р-рзавец, не забыл! А что рожа у тебя меньше расквашена - так это, знаешь ли, и поправить недолго!

Моторист, прятавшийся от начальственного гнева за широкой спиной летнаба, только икнул. Он, разумеется, не верил, что Эссен прибегнет к мордобитию. Не принято это: выбранить, упечь на гауптвахту, но чтобы в рыло - ни-ни. Не крупа пехотная, не матросики, - авиаторы, белая кость!

Вина этих двоих была очевидна, даже по либеральным меркам, принятым в авиаотряде. Накануне, когда офицеры в очередной раз отправились на корниловский флагман, летнаб с мотористом отправились в город. Требовалось проследить за тем, как в кузнице военного порта изготавливают опытовую партию флешетт (заказы на них с утра распихивали по всему городу). Кузнецы Севастополя, забросив все дела, перековывали подковные гвозди и строительные костыли в грубые стрелки, которым предстояло пролиться смертоносным дождем на головы французов, турок, англичан, сардинцев. Рубахину с Кобылиным доводилось видеть флешетты фабричного изготовления еще на той войне, а летнаб не раз сбрасывал их стрелки на головы турок.

Работа в портовой кузне спорилась, флотский унтер, приставленный следить за заказом, в подгоняльщиках не нуждался. Придравшись для порядку, к какой-то ерунде, Кобылин с Рубахиным отправились на следующий «объект» - в мастерские крепостной артиллерии, расположенные водном из фортов.

Если бы, отправляясь в командировку, авиаторы надели обычную форму - кожаные куртки-регланы, фуражки английского образца, английские же башмаки с кожаными крагами и галифе - глядишь, и обошлось бы. Уж очень отличался этот облик от привычного вида гарнизонных солдат и матросов. В Севастополе каждая собака знала о гостях из грядущего, и ни один патруль не посмел бы их тронуть. Но Зарин, отправляя команды в город, не желал, чтобы те стали предметом повышенного внимания. А потому, мотористы и летнабы, в массе своей, состоявшие в унтер-офицерских чинах (Кобылин с Рубахиным, к примеру, носили лычки мотористов первой статьи), одевались поскромнее - в робы и форменки. Они и в таком виде отличались от местных, но все же, разница не так бросалась в глаза. И все бы ничего, если бы «командированные» не собрались отдохнуть от трудов самым что ни на есть российским способом...