Книга Лизаветина загадка (сборник) - Сергей и Дина Волсини

Ее речи Лизавету только раздражали. Скоро она и вовсе перестала разговаривать с матерью. Та негодовала, но поделать ничего не могла. Впервые ее методы не работали, и это ставило ее в тупик. Знакомая врач сказала ей, что у Лизаветы форменная депрессия и что помочь может только одно: надо найти что-то, что ее радовало в прошлом, и попытаться ей это вернуть. Этим «что-то» нежданно-негаданно оказалась Испания.

Было ли это Лизаветиной привычкой – горевать о прошлом, или жизнь с матерью раздавила ее окончательно, а может, и одно, и другое вместе, но только выяснилось, что лучшие ее воспоминания связаны с Испанией. Теперь ей казалось, что в Испании она провела свои лучшие годы и там была по-настоящему счастлива. Да и он, Тимофеев, был не так уж плох. И в этом теща была с дочерью солидарна. А что? Лизавету он обеспечивал с головы до ног. Возил, учил, развлекал. Выводил в свет. Приобщал к искусству. Заботился, как умел. Не бросал в трудную минуту. Что ни говори, а с ним Лизавета жила как у Христа за пазухой. Может, вернуть все, как было, а? Тимофеев чуть не поперхнулся. Так вот к чему комплименты, каких он за всю свою жизнь от тещи не слыхивал!

– Послушай, я знаю, я была к тебе несправедлива. Признаю это. Ты уж прости меня, дуру старую, я же о дочери переживала. Теперь все будет по-другому. Живите как хотите, я слова не скажу…

Тимофеев остановил ее:

– Не могу.

– Не отказывайся вот так сразу. Хотя бы подумай, в жизни всякое бывает…

– Не могу. У меня здесь жена, ребенок.

Лицо у тещи перекосилось. На несколько минут она потеряла дар речи. Неужто рассчитывала, что он сидит здесь бобылем и тоскует о Лизавете, удивился про себя Тимофеев. Потом разразилась слезами.

– Видишь, как получается… У тебя все образумилось, а Лизонька моя так и не устроилась в жизни. Нет большего горя для матери, чем видеть несчастным своего ребенка… Ты же мужчина… Помоги! Сделай что-нибудь… Мы же не чужие люди…

Да он-то тут причем? Как он может помочь?

– Пускай она хотя бы приезжает к тебе иногда. Она так мечтает о Монсеррат! Только и говорит об этом! Этот воздух, горы!.. А птички там как поют! И дорога эта, наверх… Да, да, она рассказывала мне, бедная девочка…

Он помнил, как они с Лизаветой были в Монсеррат, он возил ее туда, когда она была беременна. Тогда она взяла с него слово, что они приедут сюда снова, уже втроем.

– Ладно, – согласился он, лишь бы теща прекратила лить слезы. – Пусть приезжает.

– Да? Правда?

– Билет я ей куплю. Квартиру тоже найду.

– Вот хорошо! Вот спасибо! А квартиру зачем? Разве у тебя нельзя остановиться?

Что за человек! Сказал же – жена, ребенок.

– Что, все так серьезно?

– Куда уж серьезней.

– Боюсь, Лизонька не выдержит этого. Не говори ей, прошу тебя. Пока не говори. Не травмируй ее. Пусть девочка приедет, отдохнет немного.

Переключится. А потом скажем. Я сама скажу. Обещаю тебе. Только надо ее подготовить.

И Лизавета приехала. Один раз, потом другой, третий. Тимофеев покупал для нее билеты, выдавал ключи от какой-нибудь квартиры подальше от Диагональ-Map, но встреч с ней избегал – посылал за ней водителя или поручал ее Володе. Только в первый ее приезд он сам поехал за ней в аэропорт. В тот день перед ним предстала женщина средних лет, чудаковатая и совершенно ему чужая. Он опасался сцен и разговоров о прошлом, но интересы Лизаветы не шли дальше паломничества, молитв, святых отцов, не то живых, не то почивших, и, слушая ее в машине, Тимофеев поражался тому, куда исчезла ее блестящая образованность, ее университетские знания и знаменитый кругозор – как будто кто-то ластиком прошелся по ее голове и оставил там одну лишь страницу под названием Монсеррат. Не без содрогания Тимофеев спрашивал себя, как мог он прожить с ней столько лет и что стало бы с ним, останься они вместе. С тех пор так и повелось. Лизавета наведывалась в Монсеррат каждые два-три месяца, Тимофеев оплачивал ее приезды, теща слала ему благодарственные письма с заверениями, что молится за здоровье того, кто спас ее девочку от погибели. И все бы ничего, если бы однажды с Лизаветой не случилась новая напасть. Она взяла за обычай, находясь в Барселоне, звонить Тимофееву ближе к вечеру и со словами «нужно поговорить» вытаскивать его на рандеву. Приехав в условленное место, он заставал ее в полумраке какого-нибудь бара, где она ждала его с бокалом вина. Вид у нее бывал совершенно нелепый: накрашенное лицо, декольте, томно-театральный взгляд. Лизавета и в юности не обладала искусством подать себя, а сейчас и вовсе смотрелась как стареющая проститутка. Сама ли она до этого додумалась или с чьей-то подсказки, но в голову ей ударила идея во что бы то ни стало вернуть Тимофеева. Сколько он ни объяснял ей, какие доказательства ни приводил, она отказывалась верить, что жизнь у него наладилась; может, ее сбивало с толку то, как просто он одевался, а может, ей привычно было видеть его таким, каким он был всего еще пару лет назад, и другого Тимофеева вообразить себе не могла. На одном из таких свиданий она обманом заставила его подняться к себе и открыла дверь в подвязках и чулках, натянутых на круглые ляжки. После этого Тимофеев понял, что разговаривать с ней бесполезно, и даже на звонки больше не отвечал, сразу перепоручал Володе. И вот теперь еще новость, которую принес ему я, – оказывается, они на пару с тещей трубят на всех углах, что Лизавета вернулась к нему и они снова муж и жена. Зачем они это делали – загадка.

– Пора мне, наверно, прикрыть эту лавочку, – задумчиво произнес Тимофеев.

Не знаю, решился бы он на этот шаг или нет, но следующее происшествие заставило его поторопиться. Тем же летом, подъехав средь бела дня к своему дому, он обнаружил у ворот Лизавету. Она поджидала его. Рядом стояли ее сумки и чемоданы. Выскочившему из машину, взбешенному Тимофееву она сказала:

– Послушай, мы с тобой муж и жена. Мы должны жить вместе. Не по-христиански это как-то, ты здесь, я там… Давай жить вместе.

Как мог отреагировать на это Тимофеев? С минуты на минуту должна была появиться Няня, и он не знал, что злит его сильнее, чушь, которую несет Лизавета, или то, что она выследила его адрес и явилась сюда, рискуя столкнуться нос к носу с его семьей. Чуть не силком он затолкал ее в машину, но от Няни скрыться не успел. Благо, Няня в глаза не видела бывшую супружницу мужа, а когда ревновала, представляла соперницу нимфой неземной красоты, хрупкой и зеленоглазой, именно такие, она видела, приезжают сюда из России. Только поэтому Тимофееву удалось убедить ее, что эта сумасшедшая русская – клиентка, устроившая скандал из-за непорядка в апартаментах.

Тимофеев рассказал мне, как они распрощались. Он объявил Лизавете, что больше никаких поездок за его счет не будет и между ними все кончено, на этот раз навсегда. На что Лизавета, не роняя слез и не закатывая истерик, ответила, будто и не слышала только что сказанных слов:

– Давай хотя бы съездим к маме на юбилей. Я ведь уже сказала всем, что буду с мужем…