Книга Узы крови - Патриция Бриггз

Несмотря на свое поведение во время суда, Марсилия говорила, что верит Стефану, когда тот рассказывает о вампире-колдуне в Тройном городе. Она могла бы бросить на поиски всю семью, а отправила только Стефана с Дэниэлом. Нет. Это Стефан выбрал Дэниэла. Она думала, что Стефан выберет Андре. Как и сам Андре, кстати.

И даже поверив в смерть Стефана, она не послала на поиски всю семью. Предпочла нас с Андре. Меня. Найти колдуна должна я. А Андре только охраняет меня, пока я этим занимаюсь. Он всюду сопровождает меня, и Марсилия знает о каждом моем шаге.

Андре считает, что Марсилия хочет не убить Литтлтона, а попытаться подчинить его себе. Этого ждет Марсилия от Андре? Ведь он это должен был сделать, когда предполагалось, что он пойдет на охоту со Стефаном?

Если Марсилия приказала ему не убивать Литтлтона, он не убьет. Она его создатель, и он не может не повиноваться ее приказам. Хотя Стефан, по-видимому, мог.

Я потерла лицо и попыталась мыслить четче. Знать, чего хочет Марсийия, конечно, полезно, но это не поможет мне найти Литтлтона.

Литтлтон не оставил ни одного следа, по которому я могла бы пойти.

— Так что делать, если на охоте ты не чуешь запаха добычи? — спросила я вслух. Это основной вопрос. Сэмюэль задавал его молодым волкам, готовым отправиться на свою первую охоту.

— Идти туда, куда тянет твою добычу, — сказала я. — Послушай, Сэмюэль, это не поможет. Я ведь не знаю, что больше всего привлекает колдуна.

Какая-то мысль тревожила меня. Литтлтон не из Тройного города. Он проезжал через город, когда встретился с Дэниэлом. Он вернулся, и мы со Стефаном нашли его. Он ждал Стефана. Почему?

И тут я догадалась.

Я читала историю Фауста в нескольких версиях, от «Дьявола и Дэниэла Вебстера» Бенета до Марло и Гете[43]. Колдуны продают душу дьяволу за знания и власть. Но в действиях Литтлтона ничто не свидетельствует о стремлении к знаниям или власти.

Демоны стремятся к хаосу, насилию и смерти. Литтлтон все это приносит в изобилии, но если бы демон полностью управлял им, трупов было бы гораздо больше. Демоны не отличаются терпением. Демон не отпустил бы Уоррена, не позволил бы мне и Стефану уйти.

Но Литтлтон «новый» вампир, а те, кто недавно стал вампиром, нерассуждающие орудия своих создателей.

Так какую выгоду демон извлекает из действий Литтлтона? Литтлтон почти несомненно убил Стефана и Бена и едва не убил Уоррена, но я была уверена, что вервольфы — лишь побочные жертвы. Никто не мог предсказать, что вервольфы вмешаются в происходящее.

А что дают вампиру позор Дэниэла и смерть Стефана? Стефан был любимцем Марсилии. Может, это нападение косвенно направлено против Марсилии?

Я постучала по рулю. Будь семья волчьей стаей, я бы лучше понимала ее действия. Тем не менее, Марсилия послала Стефана и притворилась, что это наказание. Ради кого притворилась? Если бы вся семья покорно повиновалась ее воле, ей это было бы не нужно. Так может, она с трудом держит в узде своих вампиров?

Может, кто-то послал Литтлтона уничтожить ее и захватить власть над семьей? Как вампир становится господином семьи? Может ли создатель Литтлтона находиться в Тройном городе? Если он здесь, то может ли прятаться от других вампиров? Мне нужно больше сведений. О Марсилии и ее семье. Больше сведений о том, что движет вампирами. И я знаю только одно место, где смогу получить эти сведения.

Я завела двигатель и поехала к зверинцу Стефана.

Глава одиннадцатая

На подъездной дорожке стоял сверкающий мотоцикл «Харлей-Дэвидсон», которого накануне не было. Я подъехала и припарковалась за ним. Мой бедный старый «кролик» выглядел возле такого шикарного соседства совершенно неуместно.

Я позвонила и долго ждала. Мама учила меня быть вежливой, и какая-то часть меня сожалела, что я беспокою их в часы, когда они, вероятно, привыкли спать. Но чувство вины не помешало мне позвонить вторично.

Открыла Рейчел, и, похоже, она провела тяжелую ночь, как и я. На ней была тонкая ярко-желтая футболка, оставлявшая широкий просвет между краем и низко сидящими джинсами. В пупке у нее было кольцо с сапфиром, который сверкал, когда она двигалась. Мне пришлось заставить себя смотреть ей в лицо: вдоль челюсти несколько синяков, которых вчера не было. И на предплечье багровый отпечаток пальцев: кто-то схватил ее.

Она ничего не сказала, только позволила мне смотреть на себя и сама так же смотрела на меня. Несомненно, увидела общую помятость и мешки под глазами от недосыпа.

— Мне нужно больше информации, — сказала я.

Она кивнула и посторонилась, чтобы я могла войти. Ступив за порог, я сразу услышала, что кто-то плачет — мужчина. Молодой. Плач был безнадежный.

— Что здесь случилось? — спросила я, идя вслед за Рейчел в кухню, откуда доносились всхлипывания.

За кухонным столом сидела Наоми. Выглядела она на десять лет старше, чем вчера. На ней был все тот же строгий костюм, но помятый и потрепанный. Она мельком посмотрела на меня и снова обратила все свое внимание к чашке кофе; пила она подчеркнуто неторопливо и спокойно.

Ни она, ни Рейчел словно не замечали молодого человека, скорчившегося на полу в углу у раковины. Я не видела его лица, потому что он был к нам спиной. Он раскачивался, ритм его движений прерывали всхлипы; от них его плечи дрожали. Он что-то бормотал про себя, но даже я, с моим слухом, не могла разобрать слова.

— Кофе? — спросила Рейчел, не отвечая на мой вопрос.

— Нет.

Съеденное все еще камнем лежало в желудке. И я не была уверена, что оно там останется, если добавить кофе.

Рейчел достала для себя чашку и налила в нее кофе из промышленных размеров кофеварки, стоявшей на стойке. Пахло хорошо. Французская ваниль, подумала я. Запах успокаивал лучше, чем это сделал бы вкус. Я придвинула к себе соседний с Наоми стул, тот самый, на котором сидела накануне, и, посмотрев на мужчину в углу, снова спросила:

— Что с вами?

Наоми посмотрела на меня и фыркнула.

— Вампиры. А с вами что?

— Вампиры, — ответила я. Усмешка на лице Наоми казалась неестественной, не вязалась с ее характером; впрочем, я недостаточно ее знала, чтобы утверждать наверняка.

Рейчел подтащила стул и села напротив нас с Наоми.

— Не срывайся на ней. Не забывай, она друг Стефана, Она не из них.

Наоми снова посмотрела в свою чашку, и я поняла, что до спокойствия ей очень далеко, она была за гранью страха, потому что самое плохое уже случилось и помочь ничем нельзя. Я узнала это выражение. Его мне часто приходилось видеть у вервольфов.