Книга Коварство без любви - Лариса Соболева

– Который час?

– Не знаю.

– Но еще не утро?

– Нет. Ночь.

– Как хорошо, можно поспать.

Не можно, а нужно поспать. Уснул Степа мгновенно.

7

Наступил вторник. Последний день октября порадовал мягкой погодой. Солнце по-весеннему слепило глаза, ни ветерка, правда, выше десяти не поднималась отметка на градуснике.

Клава села на скамью во дворе театра, закурила сигарету без фильтра, сплевывая крупицы табака. Волновалась, от волнения дрожали руки. Хотя вчера напиталась пол-литрой, может, руки по этой причине трясутся. Директриса еще не пришла, да и рано, десять утра. Клава явилась в театр раньше всех, чтобы директрисе бросить гневное слово. Вчера весь вечер репетировала, говорила воображаемой Эре Лукьяновне:

– Вы ничего в театре не смыслите, залезли в кресло и наслаждаетесь властью. С вами у нас нет будущего. Не умеете руководить, отдайте кресло тому, кто справится с этой задачей. Во главе театра должен стоять человек умный, порядочный, любящий искусство. А вы никого не любите, кроме себя. Вам уже много лет, займитесь здоровьем, внуками, телевизор смотрите, как все в вашем возрасте, а нам отдайте театр. Мы из-за вас стали посмешищем всего города! Это неслыханно – в театре, где должны сеять доброе и вечное, убивают. Мы попадем в книгу рекордов Гиннесса... посмертно. Будь я на месте убийцы, я б сначала вас... а он почему-то нас! Мы из страха перед вами допустили хаос. Хаос и родил убийцу!

Да, именно так влепит. И еще про разврат! Про Юлика. Еще скажет: уходите, уходите сами, и немедленно, иначе я подниму такой скандал, мало не покажется.

Но вот потянулись артисты, здоровались, выбирали уединенное место и курили. Или просто стояли. А когда-то было иначе, когда-то до репетиции анекдоты рассказывали, делились впечатлениями о прочитанных пьесах, разбирали спектакли, советовали друг другу, готовили чтецкие программы. Куда это подевалось? Почему на душе так гнусно от вида недавних друзей? И ведь кто-то из них угощает ядом!

По двору прошло оживление. Подсолнух! Наверняка удрал из больницы. Надо же, не лежится ему! Ага, власть боится упустить. Он поздоровался со всеми сиплым голосом, а Клава ниже опустила голову, сосредоточившись на камешке у ноги. Но он окликнул ее по имени, она вздрогнула, виновато поздоровалась и облегченно вздохнула – кажется, Подсолнух не сердится. Впрочем, этот змей никогда не обнаруживает своих истинных чувств, от него теперь лучше держаться подальше. Ай, да все равно отомстит за шланг.

И вдруг – стаккато по асфальту. Так ходит только одна женщина на свете – твердо, вбивая каблуки в асфальт, торопливо, будто опаздывает, угрожающе, словно предупреждает: я иду, расступитесь. Клаве и смотреть в сторону звучащих каблуков не надо, и так знает: Эпоха идет. Екнуло сердце, затрепыхалось, как у птички, которую поймала кошка.

Эра Лукьяновна, буркнув всем: «...сьте», что означает «здрасьте», скрылась в театре. В плохом настроении она всегда здоровается «...сьте», выказывая тем самым пренебрежение. Клава спросила, который час (своих часов давно не имеет), кто-то ответил:

– Без двадцати одиннадцать.

Ну вот, теперь времени не хватит высказать наболевшее и нагоревшее. Придется после сбора труппы... И вдруг Клава поникла головой, едва не разревевшись. Времени не хватит? Дудки! На пылкий монолог в духе Шекспира достаточно трех минут! Так в чем дело? Трусит! Жутко, панически трусит перед Эпохой.

– Да что ж это такое? – бормотала Клава, прикуривая. – Я ни на что не способна? Я уже пустое место? Буду ждать, когда меня убийца прикончит другим способом, а к Эпохе не пойду? Ведь из-за Эпохи и Юлика на нас напал отравитель. Почему ж я ее так боюсь? Почему?

Мимо прошмыгнул – почему-то зигзагообразно – Юлик. Ах, ну да, Юлик боится ботиночки запачкать. Во дворе театра отрыли трубы, собираясь заменить. Все лето и осень зияли ямы, теперь зарыли, передумав менять трубы, а весь двор в грязи. Юлик боится запачкаться, а Клава боится его и Эпохи. Разные страхи!

Затрезвонил звонок, возвестивший о начале сбора. Клава отбросила сигарету, поднялась:

– Ничего, ничего. Сейчас получу заряд. Они мне его сами дадут. Я выступлю при коллективе. А потом в Белый дом... Они меня все узнают. А то Клавка да Клавка... Я вам не собака!

В коридоре театра администраторша напустилась на нее:

– Быстро в зал! До вечера тянуться будете?

Можно терпеть многое. Но есть же и предел.

– Ты кто такая? – рассвирепела Клава, хотя говорила негромко, с высокомерием, а оно не кричит. – Я заслуженная актриса, а ты кто? Ты как разговариваешь со мной? Кто тебе позволил хамить? Пришла с рынка в театр, думаешь, что и в театре рынок?

– Клава, уже начался сбор труппы, – обдала ее холодом администраторша, но, разумеется, слегка растерявшись.

– Я тебе не Клава! – рявкнула та. – Я Овчаренко Клавдия Анатольевна! И впредь прошу обращаться ко мне по имени и отчеству! Тоже мне! Каждая задница думает, что она ответственное лицо!

Клава резко повернулась и пошла в зал, оставив администраторшу в недоумении. Легче не стало, ведь на место ставить надо вовремя.

В зале Клава остановилась. Как всегда, все расселись по отдельности. Атмосфера гнетущая, атмосфера разобщения. Вот когда до Клавы дошло, что разобщение ни с чем не сравнимое зло. Это когда нет надежды на сочувствие, на сопереживание, на помощь или хотя бы на доброе слово. Клаву никто не поддержит, как когда-то не поддерживала она...

Петрович встретил Волгину и Степу в здании, где располагалась лаборатория. Ведя длинными коридорами, прочел целую лекцию:

– Убийство ядами в былые времена считалось делом обыденным, надежным и более благородным, потому что бескровное. Только часто, ошибаясь в дозе, отравитель не предполагал, что либо его жертва будет долго мучиться, либо яд не подействует. Герцоги и короли пили противоядия, но разнообразие ядов настолько велико, что зачастую противоядия не помогали, а то и убивали тех, кто их принимал. Пытливые умы первых химиков находились в постоянном поиске новых составов ядов и противоядий. Яды и их создатели всегда были окружены легендами и тайнами, а многие отравители вошли в историю. Правители прошлого часто держали при себе составителей ядов. Обычно это были алхимики, ищущие «философский камень» и попутно занимавшиеся астрологией и магией. Что говорить, сами короли не гнушались изучать свойства ядов. Например, Мария Медичи понимала толк в ядах не хуже алхимиков, частенько пользовалась ими. А Иван Грозный! Очень любил поднести кубок с ядом непонравившемуся боярину прямо на пиру и посмотреть на смертельные корчи. Ни одна эпоха не проходила без отравлений, будь то Римская Империя или времена удельных князей. История отравлений насчитывает сотни, тысячи имен! Яд в свое время занимал одно из первых мест среди орудий убийства...

– А у нас отравили артистов, – напомнил Степа, шагая за Петровичем, и показал Волгиной на часы, мол, времени в обрез.