Книга Царство Прелюбодеев - Лана Ланитова

«Надо пересилить себя, надо потерпеть. Сейчас я отнесу ее в спальню и попробую сделать ей ноги. А между ними появится и тот предмет, о котором я схожу с ума уже который день или которую ночь… А если не получится, тогда что? Нет, не может быть. Должно получиться…» Единственной, смутившей его вещью, было странное ощущение холода во время поцелуя. Язык и губы прелестной наяды были прохладны, словно она побывала на морозе, или съела вазочку замороженных фруктов, или попила холодного молока. Он постарался отогнать эти первые, нечеткие ощущения.

«Ничего, я разожгу в ней такую страсть, что она вмиг потеплеет», – с надеждой подумал он.

Махнев подхватил русалку на руки и поднялся по лестнице на второй этаж. Не прошло и пары минут, как нежная русоволосая головка коснулась пуховой подушки, а любопытный взгляд фиалковых глазищ заскользил по балдахину и картинам на стенах. Она приподнялась на локтях, увидев на одной из картин пустую раму с темнеющим, уходящим в стену прямоугольником – ту раму, откуда часто приходил демон.

– А там почему пусто? – наивно спросила она.

– Там?.. А там, пускай, лучше ПОКА БУДЕТ ПУСТО… Я бы даже сказал, – Владимир повысил голос, словно обращаясь к кому-то, – было бы неплохо, если бы ТАМ БЫЛО ПУСТО, КАК МОЖНО ДОЛЬШЕ! Надеюсь, я выразился предельно ясно?

– Володя, а где же волшебный прутик?

– Сейчас, сейчас, – рука торопливо нырнула в карман шалонового сюртука. К счастью, прутик оказался на месте. – Вот он!

Русалка от радости захлопала в ладоши и ударила серым хвостом.

– Я, право, не знаю, как это делается, – озабоченно промолвил он.

– А очень просто. Виктор обычно трижды проводит вдоль хвоста, он делиться на две части, и ножки готовы! Погоди, лучше не делать это на кровати. И еще надо делать так, чтобы на меня падал лунный свет…

Русалка, без помощи Владимира, соскользнула на деревянный пол и, упираясь одними руками, подтянулась к прямоугольному квадрату лунного света. Затаив дыхание, Владимир подошел к ней и кончиком прута провел вдоль рыбьего хвоста.

Пространство слегка дрогнуло, перед глазами побежали странные желтые и синие волны. Контур хвоста засветился зеленым фосфорным сиянием, от него пошли огненные искры, пахнуло чем-то горелым или паленым. Рыбья чешуя вдруг лопнула и отвалилась в стороны так, как в ухе отваливается от костей рыбье мясо. Владимира на минуту замутило. Но это состояние длилось недолго. Остатки рыбьей плоти вмиг скукожились и посерели, обратившись в легкий пепел.

Перед глазами предстала пара длинных и стройных ножек ярко розового цвета – такой цвет кожи присущ однодневным птенцам маленьких птиц или детенышам кротов и ежей. У ножек был тот же глянцевый, новорожденный, натянутый, упругий тургор. В середине мелькнули раздвоенные полукруглые дольки почти девственной раковинки, без всяческих признаков растительности… Но «новорожденные» ножки очень быстро изменили окраску – ярко-розовый цвет сменился на молочно-белый, а сам девичий пирожок покрылся нежными, словно первая весенняя травка, шелковыми волосками.

– Как же ты прекрасна, Глашенька! – прошептал Владимир.

Меж тем красавица ловко вскочила на ноги, осмотрелась, присела на корточки, упруго пружиня маленькими ступнями и, набрав в грудь воздуха, сдула серый пепел с пола. Пепел разлетелся по сторонам – теперь ничто не напоминало о существовании рыбьего хвоста. Новоявленная Глаша громко рассмеялась, запрокинув красивую голову, утопающую в каскаде золотистых волос, потом подпрыгнула и сделала реверанс.

– Глаша, повернись ко мне задом.

Она исполнила его просьбу: на него смотрели знакомые круглые, довольно внушительные ягодицы, стройная талия и узкая спина. Девушка кокетливо обернулась, перехватила его страстный взгляд и, засмущавшись, убежала за кроватный балдахин.

– Глашенька, – голос дрожал от волнения, – ты полежи немного. Я схожу в уборную и приведу себя в порядок. Я немного вспотел по дороге. Хорошо? Ты подождешь?

– Конечно, подожду, любимый! Только не долго.

Владимир бросился в уборную. По дороге он наткнулся на зеркало, висевшее над комодом. Из круглого серебристого овала на него смотрел подбитый глаз, с темнеющим синевой фингалом, и рассеченная, припухшая губа.

«Хорош, жених! Вот это, рожа!» – летуче подумал он и заторопился в соседнюю комнату. Но не успел он сделать и шага, как зеркало дрогнуло, образ расплылся, и по периметру побежали уже знакомые красноватые огоньки… Он едва узнал собственное отражение: лицо горело уже не одним, а двумя синяками; голова белела множеством бинтов; правая рука покоилась на лангете, подвязанной к шее несвежим, сероватым платком; нога, тоже, судя по всему, была перебита и щедро обмотана бинтами, пестреющими желтыми мазевыми пятнами; рядом стоял деревянный костыль.

«Ну что же, зловредное зеркало в собственном репертуаре. Спасибо, что вообще ногу не отняло… Снять его, что ли, чтоб настроение не портило или на дворе разбить?» – рассудил он мстительно. Но тут же, отчего-то рассмеялся и отправился в уборную.

Там, к счастью, был полный порядок – чистые полотенца покоились аккуратной стопкой, теплая, прозрачная вода подходила к самому краю объемной ванны. Владимир быстро ополоснулся, побрился и привел в порядок волосы. Из шкафа он достал синий, с драконами, шелковый восточный халат и накинул его на широкие плечи.

Поглядев в зеркало, висевшее в уборной, он остался вполне доволен собственным отражением. «А синяк придает лицу определенный отпечаток мужественности. Я – боец и я заслужил свой трофей. Но рожа-то – дурацкая! Может, и не придает он мужественности, а только другого нам не предложили. Эх!» – думал он. И перед тем как покинуть уборную, Владимир решил внести маленький штрих. Взгляд упал на красный, будто рубиновый стеклянный флакон с иностранным, скорее французским одеколоном. Рука потянулась за ароматом. Отвинтив крышку, Владимир щедро зачерпнул добрую порцию содержимого и вылил ее себе на голову, живот, подмышки и шею.

О, ужас! Что это было? От него пошел такой ужасный запах, какой бывает в рыбной лавке после многолетней торговли. Во флаконе оказался застарелый рыбий жир!

«Спасибо вам, господин наставник! Вы, как всегда, очень любезны! – Владимир закипал от злости. – Черт! Черт! Теперь мне снова надо мыться!»

Ему понадобилось около получаса, чтобы отмыть этот противный, тошнотворный запах. Когда он вернулся в спальню, русалка успела задремать, синие глазищи были закрыты шелковыми ресницами, темные бровки сосредоточенно сдвинуты – она мерно и глубоко дышала. Белые, упругие холмы спелых грудей вздымались от ровного дыхания.

– Ты уснула, моя милая, пока я намывался, словно кисейная барышня… – он наклонился и поцеловал русалку в спелую грудь. Она проснулась и посмотрела на него так ласково, что у него перехватило дыхание и защипало в глазах.

Русалка приподнялась и обняла Владимира за плечи.

– Глашенька, ты замерзла?

– Нет, я хорошо себя чувствую, – проговорила она нежным голоском и кокетливо выставила голое бедро.